– Можете убираться сейчас, – подал голос Минтай. – И девчонку не забудьте.
– Уйдем, когда сами решим, – огрызнулся Димка. – А надо будет – останемся и тебя вышвырнем.
– Это мой дом!
– Расскажешь это в суде по месту прописки.
Минтай не нашелся, что ответить. Встал, отряхнул зад, скулу потрогал. Из электрического чайника слил в кружку остатки воды и долго ее тянул сквозь зубы, недобро поглядывая на нас.
– Переведем Таню наверх, – повторил я свое предложение, понимая, что, несмотря на все разногласия, вопрос как-то нужно решить.
– Наверху моя спальня! – вскинулся Минтай.
– Сочувствую Тане, – сказал Димка. – Ей придется терпеть твое соседство.
– Пусть идет за этот забор. В любой дом.
– А если там зомби?
– А ей не все равно? Скоро она станет такой же, как они.
– А ты уже такой же. Может, это тебя нужно к ним отправить?
– Хватит! – заорал я. – Что вы как с цепи сорвались?! Да какое вам, к черту, оружие?! Вы же перестреляете друг друга!
Стало тихо. Я понял, что крик мой был услышан и в каминной комнате. Смутился, боясь, что Таня могла весь наш разговор подслушать. Зашипел на Минтая и Димку:
– Идиоты. Да вы, может, сами завтра такими станете. Мы же все от Карпа заразиться могли. Он же на всех нас чихал и кашлял.
– Надо было сразу ко мне ехать, – пробурчал Минтай. – Я же говорил.
– Пусть девчонка поживет по-человечески сколько ей еще отмерено, – тихо сказал я. – Любой из нас может на ее месте оказаться.
– И все равно ее надо изолировать, – упорствовал Минтай и кашлянул, прикрывшись ладонью.
Мы испытующе на него посмотрели. Он не сразу понял, в чем дело, а когда сообразил, побледнел и замотал головой, пытаясь улыбнуться:
– Нет-нет! Это просто запершило! В глотке сохнет. Сегодня целый день так!
Он пощелкал пальцем себя по горлу, будто предлагал выпить.
Губы его тряслись и кривились.
Мы устроили Таню на втором этаже, в комнате, где из всей мебели были старая софа, тумбочка с журналами и скрипучий стул. Мы оставили ей свечи, светодиодный фонарик, бутылку с горячей водой, шоколадный батончик и три теплых одеяла. Укутывая дрожащую девушку, я приговаривал, что ей нужно отдохнуть в тишине, что она просто заболела, и ей необходимо отлежаться. Я обманывал ее, а она обманывала меня, делая вид, что верит каждому моему слову, кивая и слабо улыбаясь.
Мы заперли Таню на ключ. Но я еще несколько раз приходил к ней, приносил теплую грелку и горячую еду, аспирин и парацетамол, чай с лимоном и бумажные полотенца. Каждый раз вместе со мной наверх поднималась Оля. Стараясь развлечь Таню, мы наперебой рассказывали про добермана, отзывающегося на кличку Шарик. Вместе удивлялись, как он сумел найти нас. Сообщали, что устроили кобеля в сарайчике с дровами и садовым инструментом, накормили баландой с хлебом и овсяной кашей – он жрал, как теленок.
Таня слушала нас и засыпала.
А мы спускались в комнату с камином и тихо докладывали, что изменений пока нет.
Всем было ясно, какие изменения мы имеем в виду.
И каждый боялся обнаружить какие-либо изменения в себе.
Этот страх не оставлял нас очень долго. Даже сейчас, когда уже столько лет минуло и все, вроде бы, закончилось, он подспудно живет во мне. Стоит мне простудиться сильнее обычного, и он тут как тут – шепчет: «А вдруг ничего не закончилось? Ты один остался, ты последний – вот после тебя все и прекратится…»
Непросто нам было сжиться с этим страхом. Единственное, что мы могли, это успокаивать себя обманом.
– Вполне возможно, у нас иммунитет, – рассуждал Димка, помешивая варящийся в камине суп. – Может быть, нас всех какая-нибудь летучая мышь покусала, когда мы в Египте отдыхали. А Таня не нашего круга человек – ни в Египет, ни в Турцию с нами не ездила.
– Это вообще не похоже на эпидемию, – возражал я. – Если бы это была обычная болезнь, она распространялась бы постепенно.
– Если не болезнь, тогда что? Демоны с Марса?
– Какая-то мутация.
– Какая, к чертям, мутация? Ты представляешь, о чем говоришь? Монстры-мутанты – это придумка фантастов-недоучек для тупых обывателей, забывших уроки биологии! Демоны с Марса куда научнее!
Димка нашел бар на кухне и успел приложиться к десятку бутылок со строгими этикетками. Минтай не протестовал, но его взгляд был красноречивее любых слов. Димке, впрочем, на хозяина было глубоко наплевать, он вел себя здесь как завоеватель.
