– Ну вот, с новостями я пр-рипоздал. Ты гор-рячий какой. Температура, что ли? Мне и самому нездор-ровится. Паук этот… тяпнул же, н-ну. Иной р-раз ничего, а вдруг голова кружиться начинает, мутит так непр-риятно.
– Я в порядке, – разлепил сухие губы витязь. – Просто устал. Просто. И сейчас я не могу петь, чтобы исцелить тебя. Твоя рана не кажется опасной, я верю, ты справишься сам. Ты сильный, Кот… А я чувствовал, что движется нечто… Оказалось, Мрир. Что же…
Тайтингиль, как показалось Котяре, с усилием скинул ноги с ложа. Уперся руками, встал – головой почти под потолок, волосы сразу же легли плащом. Орк сентиментально вздохнул.
– Ты пр-ро меня не думай, сам поправляйся. Может, скажу Мриру, что ты себя плохо чувствуешь? Утром поговорим?
Тайтингиль коснулся пальцами серошкурого плеча.
– Так нельзя с магами. Они приходят именно тогда, когда требуются. И я многим обязан Мриру. Пойдем.
– А может, как в Коломенском? – жалостливо выговорил Котов.
– Не выйдет, – отозвался витязь, и в его голосе были ноты сожаления, грусти – и тени воспоминаний. – Я пуст, мне не хватит магии даже испросить эту помощь. Ведь на нее тоже нужна сила – открыть связь с деревом, впитать его мощь. Я с трудом касаюсь пищи, спать тоже не могу. Не понимаю, что такое. Словно помимо истощения в бою… ко мне привязана нить… и сила уходит в никуда, как только ее удается хоть сколько-то собрать.
– Нить, – задумчиво сказал Котов и провел лапищей по плечам эльфа, – нить. Сила уходит, кушать не можешь. Не тошнит?
– Немного.
– Ты такое когда-то ощущал?
– Нет.
– За все свои много тысяч лет? Даже сражаясь с огненным демоном? – допытывался орк, и глаза его уже озорно засверкали.
– Нет же… видно, Цемра нанесла мне какой-то непоправимый урон… – горько сказал Тайтингиль. – Я пытаюсь сосредоточиться на завтрашней битве – а мне думается только об отдыхе и постели. И чтобы никаких пауков на горизонте. И хочется… острого вкуса. Чтобы горькое, соленое и сладкое сразу… Это ужасно странно. Понимаешь, орк?
– Понимаю, Тайтингиль. – Котяра теперь лыбился неприкрыто, всем набором разновеликих клычищ. – И ты сейчас поймешь – с твоей-то интуицией да с твоими мозгами. Ну давай посмотр-рим, справедливости р-ради: сила уходит. По нитке. Тошнит. Тянет на соленое. И настр-рое-ние такое… своеобр-разное, да?
Эльф кивнул.
– Да, ты вымотался. Но я помню, какой ты был после Цемр-ры пер-рвый раз, когда в Москве-р-реке плавал – посвежее все же. А тепер-рь давай подумаем: чего с тобой ни разу не было за все твои годы эльфийской жизни? Ну ни разика?
Тайтингиль молча смотрел на Котова, который сиял уже, как надраенная медяшка. Потом осторожно сказал:
– Ну нет…
– Да, – ответил Потрошитель Азар, умильно стискивая лапищи у груди. – Да, да! Поздравляю, поздр-равляю!
И тотчас же полез обильно, жарко обниматься, совершенно забыв про подраненное плечо.
– Этого не может быть… этого… – шептал витязь, не пытаясь избежать тисканий.
– Ты же сам рассказывал, р-расказывал, ну, что когда зачат р-ребенок, отцы, папашки эльфийские, это ощущают наравне с матер-рями, и празднуют у вас не день рождения, а день зачатия! – выпалил единым духом орк.
– Кот…
– Ну чер-рт возьми, ну да же! Я понимаю, может, и некстати это, – Котяра улыбался до ушей, – но какие еще вер-рсии-то?
Тайтингиль долго молчал – и отшагнул чуть в сторону, сосредотачиваясь. Котяра не мешал, понимая, что сейчас эльф остатки своих сил пускает на то, чтобы проверить этот головокружительно невозможный вариант. Он взглядывал украдкой, как сменяются эмоции на лице витязя, завешенном крылом золотых волос, – узнавание, оторопь и несмелая, удивленная радость.
Радость новой жизни.
– Я никогда не смотрел в эту сторону, не искал причины тут. Но теперь я понял… – выговорил витязь – и неожиданно порывисто обнял оруженосца. – Да! Ты прав! Нить уходит от меня в тот мир, где осталась моя женщина… и где зачато мое дитя. И раз так… раз так, Котяра, – мы обязаны победить. И обязаны вернуться.
– Ну конечно, ну…
– Теперь послушаем, что скажет мудрец.
Во тьме коридора, внизу, под лестницей легким ветерком прошелестела чья-то одежда.
Тайтингиль мельком коснулся плеча волшебника и произнес слова приветствия. Темные круги у глаз делали сейчас великолепного эльфа похожим на изнуренного человека. Мрир, напротив, излучал бодрость и здоровье. Он оказался рослым, осанистым мужиком в возрасте, с положенной волшебнику бородой и пышными седыми волосами, слегка примятыми шляпой характерного островерхого фасона.
