пол.
Колотивший в дверь полицейский расслышал шум и крикнул:
– Несите топор!
Деревянная филенка не могла продержаться долго, поэтому я неимоверным усилием воли заставил себя перебраться к сваленной в кучу одежде. Пока натягивал брюки, полицейский колотил не переставая, а потом попытался протаранить плечом, но дверь открывалась наружу, и у него ничего не вышло. А когда констебль резко дернул на себя ручку, выдержал засов.
Я быстро обулся, затянул шнурки и сунул руки в рукава сорочки. Та лежала сверху и потому оказалась вся в брызгах крови, но не бросать же ее здесь!
Не застегивая пуговиц, я натянул пиджак, выпрямился и сразу тяжело навалился на стол. В глазах посерело, колени подогнулись.
Чертовщина какая-то!
Но нет, все происходило в действительности. Здесь и сейчас. Со мной.
Послышался глухой удар, филенка пошла щепками, проглянуло лезвие топора. Меня бросило в пот, липкая слабость навалилась невыносимой тяжестью. Мышцы словно превратились в кисель, а сердце забилось неровно и с мучительно долгими паузами.
Второй раз полицейский всадил топор куда ближе к засову, и я бездумно нашарил пистолет. Тот оказался на месте, но вот выкидной стилет…
Я охлопал карманы, потом лихорадочно обшарил постель, где лежала Ольга, еще недавно – изумительно-прекрасная, а теперь просто мертвая. Стилета не оказалось и там.
Скинул на пол подушку, заглянул под кровать – пусто! От двери послышался лязг и скрежет, засов мог отлететь в любой момент, и ничего не оставалось, кроме как перебраться к окну.
Кое-как я взгромоздился на подоконник, но спускаться по клену не стал даже и пытаться. Просто повис на его ветке, а потом разжал пальцы и полетел вниз. Падение с пустяковой высоты вышло неожиданно жестким – тело взорвалось болью, будто разлетевшаяся на куски стеклянная фигура, и я завалился на клумбу.
С ходу подняться не получилось, смог лишь заползти под клен. Из окна продолжали доноситься глухие отзвуки ударов, поэтому я заставил себя собраться с силами, ухватился за низкую ветку, поднялся на ноги и заковылял в дальний угол. Там влез на заполненную водой бочку и мешком перевалился через забор. Неловко рухнул на землю и скорчился в темном углу, пережидая, пока отступит дурнота, но тут же со стороны пансиона донесся пронзительный женский визг. И сразу забрехала собака в соседнем дворе.
Проклятье! Надо убираться отсюда!
Я не стал задаваться вопросом, что стряслось вчера между мной и Ольгой, и, пьяно пошатываясь, зашагал в обход дома. Приходилось тяжело опираться на его стену, чтобы не упасть.
Калитка запиралась на засов, я сдвинул его и вышел в глухой переулок. Там – никого.
На соседней улице пронзительно заверещал полицейский свисток, я выдохнул проклятие и поспешил прочь. Безумно раскалывалась голова, в животе устроили потасовку колючие ежи, дыхание вырывалось из груди хриплое и прерывистое, а тело заполонила ватная слабость. Еще и сердце никак не могло решить, стоит ему работать в полную силу или с него хватит.
Где была такая возможность, я опирался на заборы и стены домов. Попутно заправил сорочку в брюки, а вот застегнуть ее уже не получилось: пальцы потеряли чувствительность и толком не гнулись.
И еще я совершенно не помнил вчерашний вечер, в голове вертелись одни лишь разрозненные обрывки. Фургон, шампанское, поцелуй. Смех, река, окно. Вечер, лавочка, клен.
В голову словно забили безумно длинный гвоздь, я обхватил руками виски и опустился на корточки, не в силах побороть слабость.
Я не помнил. Не помнил, убил ли Ольгу и зачем сделал это, если сделал. И это пугало больше всего. Неизвестность.
Я ведь псих, так? Неспроста же меня поместили в «Готлиб Бакхарт»! Неужели алкоголь разбудил темное альтер-эго?
Привиделся забрызганный кровью потолок и мертвая танцовщица, но я заставил себя выбросить эти картинки из головы, выпрямился и потащился дальше. Уже рассвело, и на улицах должны были вот-вот появиться первые прохожие, а меньше всего мне хотелось попасться на глаза случайным свидетелям.
На пороге задней двери одного из домов стояли бутылки с молоком, и только тут я осознал, насколько сильно пересохло горло. Сорвав пробку, я приложился к горлышку и напился, но молоко впрок не пошло, меня немедленно вырвало. Молоком, желчью и почему-то кровью.
Ну да ничего, отдышался и побрел дальше.
