этого отвели в камеру для допросов.
Инспектор Остридж оказался невзрачным господином, невысоким и тщедушным. Жиденькие светлые волосы были зачесаны на прямой пробор, глаза казались влажными на вид и масляно блестели. Время от времени инспектор промакивал их платочком.
Меня усадили за массивный стол с прикрученными к полу ножками и приковали руки к его железным дужкам.
– В этом нет никакой необходимости! – возмутился мэтр Готар, который с боем выбил разрешение присутствовать при допросе.
Инспектор проигнорировал это замечание, взглянул на часы и продиктовал дату и время допроса полицейскому клерку за конторкой в углу. Затем сыщик с усмешкой произнес:
– Господин Симон, вам известно, что чистосердечное признание засчитывается при вынесении приговора?
– Повесят один раз, а не два? – негромко пошутил мэтр Готар.
Инспектор Остридж зло глянул на адвоката и потребовал:
– Прошу воздержаться от неуместных замечаний, мэтр! – Он вновь промокнул глаза платочком, убрал его в карман и пристально уставился на меня. – Следствие располагает неопровержимыми доказательствами вашей виновности, господин Симон! Давайте не будем все усложнять! Да вы ведь вызвали адвоката еще до прибытия констеблей! Это ли не признание вины?
Моргавшая под потолком лампа светила прямо в глаза, и у меня началась мигрень, но я собрался с мыслями и с тяжелым вздохом произнес:
– Я вызвал мэтра Готара, поскольку действительно намеревался сделать признание…
Адвокат откашлялся, привлекая мое внимание, а инспектор Остридж так и подался вперед.
– Продолжайте! – попросил он, расплываясь в довольной в улыбке.
И я продолжил.
– Сегодня утром я подрался с двумя дворниками и, возможно, сломал одному из них челюсть.
– Вы что?! – выпучил сыщик от изумления глаза.
– Побил дворников, – повторил я признание. – И один из них, к слову, рассадил мне нос. Видите, как он опух?
– Молчать! – рявкнул инспектор, и мэтр Готар посчитал нужным вмешаться.
– Вы требовали признания, вы его получили, – отметил он. – Будете предъявлять обвинение по этому эпизоду?
Инспектор Остридж встал и навис над столом.
– Жан-Пьер Симон! – объявил он. – Следствием установлено, что вечером шестого сентября одна тысяча восемьсот восьмидесятого года вы проводили убитую до пансиона «Старый клен», где она снимала комнату, и у нас есть свидетели! Мы пригласили для опознания госпожу Ховард, хозяйку…
– В этом нет нужды! – перебил я полицейского. – Я действительно провожал Ольгу вчера. В этом и заключается моя работа. Заключалась…
– Запиши! – приказал инспектор клерку и взглянул на адвоката: – Нет возражений, мэтр?
Тот лишь развел руками, тогда сыщик ткнул в меня пальцем.
– Впоследствии вы через открытое окно проникли в комнату госпожи Пети и зверски убили ее в собственной постели!
– Полегче, мсье! – возмутился я. – Ничего такого не было!
– Попрошу воздержаться от бездоказательных инсинуаций! – поддержал меня мэтр Готар.
Инспектор не стал дальше действовать нахрапом и мягко улыбнулся.
– На вашей одежде обнаружена свежая кровь. Как вы это объясните?
Я указал на свой припухший нос, а мэтр Готар закатил глаза и напомнил:
– Мой подзащитный уже упоминал об инциденте, в результате которого одежда оказалась испачкана его кровью, а также, вероятно, кровью третьих лиц. К убийству это не имеет никакого отношения.
Инспектор Остридж позволил себе скептическую ухмылку.
– Где и когда случился этот… инцидент?
– Сегодня около пяти утра на улице Извозчиков.
– Мы проверим, – пообещал сыщик, расстегнул стоявший на полу саквояж и выложил на стол бумажный пакет для улик. – Для протокола: вам знаком этот предмет? – поинтересовался он, вытряхивая на столешницу разложенный стилет.
Нож покрывали засохшая кровь и серый порошок для снятия отпечатков пальцев, но и герб рода Гетти, и затейливый вензель на больстере были прекрасно различимы.
Мэтр Готар предостерегающе вскинул руку; я не обратил на его жест внимания и с обреченным вздохом признал:
– Знаком.
– Это ваш нож?
– Я пользовался им какое-то время.
