– Оревуар! – и сбежал в коридор.
Как раз проходивший мимо гримерки Гаспар не удержался от усмешки.
– Счастливчик!
Я приподнял вешалку с пиджаком и криво улыбнулся.
– Мало радости быть облитым шампанским!
Испанец оттянул мою подтяжку, со щелчком отпустил ее и резонно отметил:
– Сам посуди, кто еще может похвастаться тем, что в него плеснула вином сама Орлова?
Лично мне хвастаться подобным достижением представлялось занятием не слишком умным. Я вздохнул и предупредил Гаспара:
– Если понадоблюсь, буду в кабинете графа.
Потом выудил из кармана пиджака связку ключей, отпер дверь служебной лестницы и поднялся на второй этаж. В кабинете выложил пиджак на письменный стол, а сам без сил плюхнулся в кресло.
Устал.
Лучи солнца наполняли комнату теплым желтоватым свечением, я достал блокнот и в задумчивости закусил карандаш, сразу обругал себя за эту скверную привычку и принялся рисовать.
Жиль вышел как живой. Но именно что «как».
Покойник – он покойник и есть.
Я в раздражении кинул блокнот на стол, перебрался на кушетку и уставился в окно.
Быть может, Ольга права и ухватила то, что давно уже крутилось в голове у меня самого? На крови ничего хорошего не построишь, вдруг клуб и в самом деле проклят? Что там сипел граф Гетти, харкая кровью? Ублюдок сам напросился, но посмертное проклятие не судья, а палач.
Иначе почему перекрестье рамы кажется тюремной решеткой, а клочок неба в окне – будто недостижимая новая жизнь?
Бред? Бред. Просто нервы расшалились.
Вот сейчас закрою глаза, открою – и все сразу станет хорошо.
Я зажмурился и… заснул. А проснулся от дробного стука в дверь.
Разбудил Лука.
Я выглянул в коридор, зевнул, прогоняя дремоту, и спросил:
– Что-то случилось?
Громила покрутил короткой мощной шеей и как-то очень уж неуверенно произнес:
– Похоже, у нас шпик ошивается. Скользкий тип, что-то вынюхивает.
– Полицейский?
– Не знаю.
– А остальные что говорят? – Я вернулся за подсохшим пиджаком, натянул его и вышел в коридор. – Или ты сразу ко мне?
Лука раздраженно фыркнул.
– Да ерунда какая-то! Один я на него внимание обратил! Смуглый такой и чернявый. Не скажу, что испанец, но точно южанин.
– Ладно, идем. Покажешь.
Мы спустились на первый этаж, постояли в фойе, оглядели от входа концертный зал и прошлись по служебным коридорам, но подозрительный тип будто сквозь землю провалился.
– Слинял, что ли? – разочарованно протянул громила.
– Не обязательно.
Вечернее представление должно было начаться с минуты на минуту, публика прибывала, бегали официанты, а к гардеробу и вовсе выстроилась небольшая очередь. Обученному человеку ничего не стоило затеряться в этой сутолоке.
– Опиши точно, как он выглядел, – попросил я.
Лука закрыл глаза и наморщил лоб.
– Темно-серый костюм, обычный. Трость, котелок, очочки. А сам невзрачный какой-то. Разве что бакенбарды кустистые и нос крупноват. Прямой, но крупный. Да я не разглядел его толком!
– Нормально все! – похлопал я вышибалу по плечу. – Подежурь пока у кабинета кузины.
Громила поправил заткнутый за пояс револьвер и ушел в служебный коридор, а я заглянул в зал, где уже притушили свет и рассаживались по местам запоздавшие посетители. Осмотрелся, не заметил никого подозрительного и отыскал буфетчика, но Морис Тома ничем помочь не смог, ему было попросту не до того.
