глубоко любовь может пустить корни в сердце.
При этих словах каждая частичка Париса исполнилась радости.
С задумчивым выражением лица Титан склонил голову на бок.
— Расскажи мне, почему ты выбрал эту женщину взамен всего, что ты мог бы просить у меня. Почему не рискнуть всем и умолять меня освободить воина Аэрона от его задания?
— Я… я… — Черт. Что он за друг? Именно это должно было бы стать его просьбой, и просить об этом ему стоило еще много недель назад. — Стыдно признаться, но у меня нет ответа на этот вопрос.
Пальцы вновь скользнули по его волосам, осторожно, почти нежно.
— Это не развеивает мои сомнения. Она была твоим врагом, а все же ты поставил ее выше друга, которого знаешь всю свою жизнь. Он бы спасал тебя. Она же — убила бы. Его ты любишь, а ее — нет.
Чувство вины Париса возросло еще сильнее.
— Могу я получить и то, и другое.
— Я еще не уверен, что дам тебе хоть что-то.
Парис прикрыл веки в слабой попытке подавить это ужасное, возрастающее чувство вины.
— Мое тело смогло реагировать на Сиенну так, как не реагировало ни на кого с тех пор, как я был проклят. Я думал, надеялся, что она сумеет спасти меня от меня самого.
— Весьма эгоистично с твоей стороны. Я думал, что ты научился контролировать себя за все годы земной жизни, а оказывается, что просто раб демона Разврата?
Спасибо, что поковырялись в свежей ране.
— Да.
— Если я верну ее тебе, она все равно предаст тебя. Ты же знаешь это, правда? Твой друг будет страдать и дальше, и все же он будет любить тебя, хотя ты и предпочел его спасению женщину.
Слова были слишком резкими и правдивыми — Парис наклонился вперед, хватаясь за живот и борясь с непрошенными слезами.
— На сегодня достаточно. Подумай над тем, что я сказал, демон, а потом мы снова побеседуем.
Крон исчез через миг.
— Что ты делаешь, Сабин?
— Готовлюсь к войне, — ответил он, осматривая окружающих его воинов. Они напряженно всматривались в него, расположившись по всем углам их арендованного дома в Риме. — Вы и сами знаете.
Не так давно Люциен вернулся в Буду и перенес сюда исцелившихся Гидеона и Кейна. Штукатурка уже успела осыпаться на макушку хранителя демона Бедствия.
Люциен притащил их, чтобы вбить немного здравого смысла в Сабина. Сабин же полагал, что в этом остальные нуждались более.
— Что? Зачем? — потребовал ответа Мэддокс.
— Я делаю то, в чем знаю толк, — он вернулся к своему пистолету, заряжая пулями магазин. — Убитые нами в храме Ловцы были не единственными. Есть еще. И они, скорее всего, ищут нас. Более того, Парис видел женщину Рейеса, держащую наш ларец, в том своем треклятом видении. Вопрос в том для кого: для нас или для них?
Зловещий вопрос породил мрачно молчание в гостиной. Никто не знал ответ.
— Однажды она спасла Эшлин. Она мне нравится, — сказал Мэддокс, и сделал это не просто ради Эшлин. В данный момент его женщина отдыхала в другой комнате. Он говорил от чистого сердца.
Но Сабин не договорил.
— Нам известно, что Даника провела некоторое время в их компании. Нам известно, что она нас не любит. Ловцы все еще могут быть здесь, следить за нами, намереваясь выхватить ларец из наших рук, едва мы его заполучим.
— Нам не было известно это с самого начала, — проговорил Гидеон, выражая согласие.
Он потер виски, и синие локоны мгновенно скрыли его пальцы из виду.
Страйдер погладил себя по талии и кивнул, когда наткнулся на свои кинжалы.
— Я с тобой.
Сабин глянул на Амана. Тот редко говорил. Будучи хранителем демона Тайн, он не мог подать голос без того, чтобы не выдать чужие секреты. Но и он тоже кивнул.
Анья уперла руки в бока.
— Я никуда не пойду без Люциена.
«Любовь», — хмыкнул Сабин.
Он поддавался ей пару раз, но каждый раз это оказывалось ошибкой.
Одиннадцать лет тому назад жена Дина Стефано Дарла стала последней, кто затронул его сердце. После ее смерти он зарекся испытывать эти чувства. Он постоянно доводил женщин до депрессии, потому что они не могли перестать сомневаться в себе и своих поступках; в крайних случаях, как с Дарлой, эта депрессия доводила их до самоубийства. Любовь не стоила тех трудностей, которые ради нее приходилось преодолевать.
Гидеон пожал плечами.
— Ты знаешь, как я ненавижу биться с Ловцами.
Отлично. Он тоже в деле.
— Ты хочешь воевать? Так запросто? — Мэддокс щелкнул пальцами. — Без подготовки? Мы поступили так в Буде — помнишь, что из этого вышло. Взрыв бомбы, Торина едва не убили. Чума распространилась по городу. Ты был частично виновен в том, что Ловцы оказались на нашем пороге. Очевидно, ты не изменился.
Когда они разделились несколько тысячелетий тому назад, Мэддокс встал на сторону Люциена, надеясь на мир, а Сабин оплакивал потерю великого солдата.
Он не хотел нового раздора. Но…
— И ты тоже, — прорычал Сабин. — Без войны не может быть гармонии. История — история, которую мы сами прожили — раз за разом доказывала это. Мы должны сражаться за то, чего мы хотим, или же это отберут у нас.
— Я хочу смерти Ловцов, — напряженно проговорил Мэддокс. — Хочу.
Он хранил демона Насилия, настолько же подобного вихрю, какими порой могут быть смертные женщины. Буря внутри него заставляла его постоянно искать покоя, Сабин знал это, но также знал, что теперь Мэддокс контролирует себя одной лишь мыслью о своей женщине.
— Просто больше этого, я хочу, чтобы мои друзья были живы. Ты торопишься на битву. Ты не знаешь, сколько там Ловцов, каким оружием они обладают и как могут использовать его против наших женщин. Ты…
Прекрасная Эшлин вошла в комнату.
Мэддокс не видел ее, как думал Сабин, но он сжал губы, останавливаясь на полуслове. Казалось, воин всегда знал о приближении своей девушки, хотя Сабин не знал, улавливал ли он ее сладкий аромат или же просто ощущал ее.
Его фиалковые глаза осмотрели комнату, и когда он достигнул ее взглядом, его лицо смягчилось. Сабин также изучал ее. Цветом она напоминала мед, и была такой же сладкой и милой как камея. Она всегда казалась столь… хрупкой, что ему трудно было понять, как она смогла приручить такого порочного зверя как Мэддокс. Без сомнения она сможет убедить его менять подгузники малышу, когда тот родится.
Мэддокс жестом призвал ее к себе. Улыбаясь, она подчинилась. Едва она оказалась на расстоянии вытянутой руки, воин заключил ее в объятия.
Более разговоров о войне не будет. Мэддокс убьет любого, кто испугает его женщину.
Так и должно быть.
— Всем привет, — сказала она.
Хор приветствий огласил комнату.
Мэддокс окинул ее хмурым взглядом.
— Ты бледна. Тебе надо больше отдыхать. Давай я отнесу тебя обратно в нашу…
— Нет, не сейчас. Я, ну… я слышала что-то, — сказала она, мрачнея.
Все, включая и Мэддокса, замерли.
Эшлин обладала уникальной способностью слышать все разговоры, что когда-либо происходили там, где она оказывалась, несмотря на то, сколько времени прошло с тех пор и на каком языке они велись. Эти голоса стихали лишь тогда, когда Мэддокс был рядом с нею. Никто из них не знал, почему это было так, но Эшлин любила говорить, что это знак того, что им с Мэддоксом суждено быть вместе.
Сабин несколько раз хотел извлечь пользу из ее дара; Мэддокс утверждал, что голоса мучают ее и запрещал.
Но воин не будет сердиться на Эшлин за то, что она по своей воле отойдет от него и послушает. Это Сабин говорил ей несколько раз.
— Ты покидала дом? — спросил ее Мэддокс, с едва уловимой злостью в голосе.
— Возможно, — уклончиво ответила девушка. — Я знаю, что ты переживал, что я недостаточно отдыхаю и хотел, чтобы я вздремнула перед тем, как отправиться слушать давние разговоры вместе с Аньей — которая, между прочем, никак не может перестать возмущаться тому, что ее выдернули из битвы в храме, потому я много не услышала. Но еще немного отдыха и мне можно преспокойно рыть могилу. Я просто ходила на прогулку. Только и всего.
«Умница», — подумал Сабин.
Зная Мэддокса можно было утверждать, что Анья не была единственной стражей для этой девушки. Скорее всего, воин таился где-то неподалеку, присматривая за ней с безопасного расстояния, пока она занимаалсь своим делом.
— Эшлин, — произнес Мэддокс, тая угрозу в ее имени. — Сейчас опасные времена. Не стоит упоминать, кто может скрываться рядом, наблюдая, выжидая.
