нагнуться, чтобы снять одежку. Едва он распрямился, он опять издала жаркий вздох.
— Такой сильный, — она протянула дрожащую руку и провела кончиками пальцев вдоль краев одной из ран.
При первом же касании он прикрыл веки, сдаваясь. В поглаживании поврежденной плоти таилась такая сладкая, сладчайшая боль.
— Когда ты успел это заработать? — спросила она.
— Я думал, что ты жаждешь тишины?
Она вздохнула.
— Не так давно, — признался он.
— Ловцы?
— Да.
Ее губы сжались тонкой линией.
— По крайней мере, она заживает.
Заживает?
Проклятье.
Если хоть одна из его ран решит затянуться до того, как он возьмет Данику, он посыплет их солью, чтобы разбередить. Ничто не помешает ему овладеть этой женщиной.
Нежно. Бережно.
Так как он всегда мечтал, но никогда не мог.
— Я делаю тебе больно? — спросила она, а потом безрадостно рассмеялась. — Неважно. Просто… поцелуй меня. Уложи в постель.
Постель. Да, о, да. Он открыл глаза и взглянул на девушку.
Шаг вперед. Второй. Он потеснил ее к кровати. Ее ноги ударились о край, и она села. Облизывая губы, смотря ему в лицо, она отползла назад.
— Сними джинсы, — хрипло приказал он.
Девушка легла на спину и приподняла бедра. Расстегнула пуговицу, молнию. Ткань соскользнула с ее ножек.
О, боги всемогущие, на ней были надеты подходящие бюстгальтеру трусики, черным вихрем оттеняющие молочную белизну ее кожи.
Он наделся, что они уже мокрые.
Его плоть напряглась, отчаянно стремясь к ней.
Внезапно демон Боли шевельнулся в его голове, позевывая, урча.
Он стиснул зубы.
— Твоя очередь, — произнесла Даника, опираясь на локти.
Думал ли он ранее, что она так прекрасна? В груди разливалась боль при одном ее виде. Она была Афродитой во плоти. Воплощенным соблазном. Она была…его.
Еще нет… еще не совсем…
Она хотела его в постели, но не хотела узнавать его.
Он же не позволит одному случиться без другого.
— Ты упоминала историю моей жизни. Что ж я провел несколько лет запертым в камере, — сообщил он, — по своей воле. Не из-за Ловцов, а потому что не мог управлять своей неистовой потребностью причинять и испытывать боль.
— Не думаю…
— В древности в Греции я сражался с Ловцами и разрушал города. Вопли умирающих были моей пищей. После убийства одного из моих друзей, с которым я вместе смеялся и сражался, истина о том, во что я превратился, начала открываться мне.
— Не хочу этого слушать.
Она мотнула головой так, что шелковые пряди ее волос затанцевали в воздухе.
— Я знал, что не смогу научиться контролировать своего демона, если соблазн будет поджидать меня за каждым углом. Я жаждал искоренить всех улыбающихся и радующихся. В моем, подчиненном демоном, мозгу для их существования не находилось оправдания.
— Рейес.
— Потому я попросил Люциена запереть меня. Из всех нас он первым научился контролировать своего демона. Он не хотел этого, но согласился. За время заточения я научился резать себя в случае возникновения потребности боли. В конечном итоге я привык жаждать только этой — собственной — боли. Мой демон также возжаждал ее, а все остальное было почти позабыто.
Если бы только заточение помогло и Аэрону…
— Прекрати. Пожалуйста, просто прекрати.
— Почему? Потому что знание моих страданий делает меня более человечным? Потому что ты хочешь думать обо мне только как о демоне? Потому что однажды, когда мы расстанемся, ты надеешься забыть, что я вообще когда-то существовал?
Последние слова сопровождались яростным рычанием.
— Да! — выкрикнула она, садясь. Ее грудь бурно вздымалась. — Да, ясно. Да. Я не должна хотеть тебя, но хочу. Я не могу выбросить тебя из головы, хотя должна думать о тысячах других вещей. У нас нет будущего. Подумай сам. Один из твоих друзей хочет убить меня и всех моих близких. Ты живешь войной, а я стремлюсь к покою.
Правда. Все сказанное было правдой.
— Все же вот она ты, в моей постели.
И вот он я, не в силах отпустить тебя.
— Да, — голос и лицо девушки смягчились. — Я доверяю тебе. Свою семью. Свое тело. Не усложняй наше неизбежное расставание для меня. Пожалуйста.
Пожалуйста.
Слово эхом отразилось в его голове. Рейес встретил ее пылающий взор.
На кратчайший миг он перенесся на небеса. В прошлое.
Мысленным взглядом он увидел себя, стоящего рядом с Аэроном, Торином, Парисом и Галеном.
Гален.
До встречи с Даникой, Рейес не думал о Галене много веков. В Галене жизнь била ключом; простое его присутствие неким образом придавало им сил, делало их лучше. Рейес не подозревал, что воин замышлял у них за спинами, стоило им отвернуться.
И вид своих беззаботных друзей, не отягощенных грехами и преступлениями и страданием, заставил его подавить предупредительный окрик, который они все равно не услышат.
Он вспомнил, что в тот день они устроили пир. Предыдущей ночью шайка Горгон прокралась в покои Зевса, намереваясь разбудить его и превратить в камень. Хватило бы единственного взгляда, а царь богов был бы застигнут врасплох, слишком ошарашен, чтобы вовремя отвести глаза.
Парис — вечный дамский угодник — спал с одной из этих красоток, с завязанными глазами конечно же, чтобы избежать превращения в камень. Она-то и выболтала задумку своих сестер, а Парис немедленно предупредил Стражу. Вместе они победили Горгон за считанные минуты.
— Мы непобедимы, — гордо заявил Гален.
Торин согласно кивнул.
— Это неправильно, что я хотел взять в плен одну из этих змееголовых женщин?
Рейес закатил глаза.
— Ты такой же испорченный, как и Парис.
Мысль быть избитым и покусанным во время секса заставила его содрогнуться.
— Просто тебе не посчастливилось испытать правильных побоев, — ухмыльнулся Парис.
— Я предпочитаю брать женщин нежно и ласково, — парировал Аэрон.
— Рейес, — позвала Даника, возвращая его в настоящее.
Он тряхнул головой, чтобы избавиться от воспоминаний.
Если бы я только знал, что меня ждет.
— Я хочу дать тебе что угодно, и все о чем бы ты ни попросила, Даника.
Расслабляясь, она опустилась на постель.
— Благодарю.
— Но сделать так, что меня легко будет забыть, — договорил он, — я не смогу. Ты же будешь преследовать меня в мечтаньях до конца моих дней. Я должен знать, что для тебя я хоть что-то означаю.
— Так и есть, — мучительно выдохнула она. Девушка опустила глаза и подтянула к себе колени. — В этом-то и проблема.
— Сопротивляйся мне, если хочешь, но делай это позднее. Потом. Я даже помогу тебе. Здесь, сейчас, отдайся мне полностью.
Он расстегнул свои джинсы, стащил и отбросил их в сторону. Не принимая во внимание оружие, на нем не осталось ничего лишнего.
— Посмотри на меня.
Она послушалась, глаза ее уставились прямиком на его эрекцию… задержались там. Дрожь пробежала вдоль ее спины.
— Я жесток и эгоистичен, но эта потребность внутри меня, нужда в тебе и только в тебе одной сильнее всего, с чем мне приходилось сталкиваться. Сомневаюсь, что два года заточения смогут хоть немного уменьшить ее.
— Я… Я не знаю, что ответить тебе на это.
— Тогда не отвечай.
Ему не надо было выслушивать ее признание в том, как сильно он повлиял на нее и что ее защитный барьер разрушается.
Яркий румянец, разливающийся по всему ее телу, сказал ему предостаточно.
