– Не такое, – буркнула Евдокия. – В других местах всегда прохладнее, а на Стражевом Камне и в десяти верстах вокруг всегда заметно теплее.
– Это как-то связано с Желтоглазым?
– Не знаю, может, и связано. – Евдокия шагала решительным, по-мужски широким шагом. Даже подстраиваться под нее не приходилось.
По дороге к заводу Федору хотелось изучить окрестности, составить о городе хоть какое-то впечатление, но довольно быстро выяснилось, что изучать особо нечего. Чернокаменск скорее напоминал очень большую деревню, чем настоящий промышленный город. На улице, на которой жила Евдокия, дома стояли большие и добротные, чувствовалось, что люди в них живут зажиточные и основательные, но улица эта явно не была центральной. Откуда-то слева донесся колокольный звон.
– Церковь? – спросил Федор.
– Мужской монастырь.
Женщина свернула на узкую боковую улочку, и Федор понял, что они удаляются от центра. В этом не было ничего удивительного, наверняка завод располагался или на окраине города, или вовсе за его пределами. Эта догадка подтвердилась. С каждой минутой улочка становилась все уже, а дома на ней все плоше и беднее. Дорога из города вывела к реке, за все время пути Федор не заметил ни одной каменной постройки и несказанно удивился, когда перед ними выросла водонапорная башня, сложенная из красного кирпича. То, что это именно инженерное сооружение, он понял не сразу, так невероятно хороша была башня, так сильно отличалась от всего виденного раньше.
– В городе есть водопровод?
– В городе нет. – Евдокия посмотрела на башню с уже знакомым Федору неодобрением. – Это Кутасовская блажь. Построил в прошлом году для завода. Построить-то построил, но на том все и закончилось. Теперь вот стоит, как бельмо на глазу.
– Почему как бельмо?
Федору башня понравилась, было в ней что-то монументальное, от средневековых фортификационных сооружений. И выглядела она не просто как башня, а как настоящее произведение архитектурного искусства. Похоже, в Чернокаменске живет талантливый архитектор.
– Так бельмо и есть. – Евдокия презрительно пожала плечами.
– А кто автор? – спросил он, любуясь башней.
– Автор чего? – Евдокия глянула на него с недоумением. – Вот этого?
Он кивнул.
– Да есть тут один… блаженный. Что ни дом, то с вывертом. – Она сплюнула себе под ноги. – Блаженный, но не из простых, говорят, из столицы, говорят, он даже настоящий архитектор.
– Ссыльный? – догадался Федор. Что еще делать настоящему столичному архитектору в этой дыре?
– Сообразительный, – хмыкнула Евдокия. – Из бывших ссыльных и есть. Только я вот в толк не возьму, за что его. Блаженный он и есть блаженный, его бы на лечение какое определить, а не в ссылку отправлять.
– Мне кажется, он очень талантливый. – Федору сделалось обидно за незнакомого ему столичного архитектора.
– Это ты по башенке о таланте судишь? – спросила Евдокия.
Федор ничего не ответил. Да и что говорить? Женщину все равно не переупрямишь. Но узнать побольше про ссыльного архитектора все равно хотелось.
– Как его зовут?
– А какой сам чудной, такое и имя. Представляется всем Августом Бергом, но требует, чтобы величали его мастером Бергом. Но он везучий, даром что блаженный.
– В чем же его везучесть проявляется?
Похожая на средневековый донжон водонапорная башня осталась позади, речушка, вдоль которой они шли, ускорила свой бег.
– Приглянулся он Кутасову, вот в чем. Кутасов в здешних краях и царь, и бог, и отец родной.
– И хозяин завода.
– Завода, шахт, золотых приисков. Да много еще чего. Весь Чернокаменск под Кутасовым. Градоначальник ему как собачонка в глаза заглядывает, жандармерия вся у него в кармане.
– Значит, и в самом деле и царь, и бог, – согласился Федор.
– А еще меценат и тонкий ценитель прекрасного.
Из уст Евдокии эти слова звучали дико и непривычно. Что простой деревенской бабе знать про меценатство? Она, может, и не понимает, о чем говорит.
– Однажды съездил в Европу, – продолжала Евдокия. – Уезжал Саввой Сидоровичем Кутасовым, а вернулся меценатом и ценителем прекрасного. Вот что всякие Европы делают с нормальным человеком. – Она немного помолчала, а потом продолжила: – Вот он Августа и приютил, считай, спас от верной погибели. Потому как если бы к себе под крыло не взял, тот бы и месяца в Чернокаменске не протянул. Или с голодухи бы помер, или мужики бы по пьяной
