Эта тема была исчерпана, и Федор вернулся к тому, с чего они начинали:
– А почему вы часы от Августа прячете?
– Потому что отцовскую работу он сразу же узнает, станет задавать вопросы. Станет! Не спорь со мной.
Федор и не думал спорить, характер Августа он уже успел изучить, понимал, что, почуяв тайну, тот не остановится.
– О том, кто я на самом деле, в Чернокаменске знают считаные люди: ты, Евдокия, мой поверенный и Савва Кутасов.
– Кутасов?! – Федор не верил своим ушам.
– С отцом его у нас были общие дела, часть моих средств вложена в его рудники.
Зато теперь стало ясно, почему Савва Кутасов, у которого везде был свой интерес, не трогает Стражевой Камень, позволяя здешним обитателям жить по своему усмотрению.
– А Берг, хоть человек и хороший, талантливый, но сам знаешь его слабость. Выпивка и не такому болтуну язык развяжет.
– Как думаете, он поправится?
– Если бы кое-кому хватило ума не соваться на остров в полную луну, так и не заболел бы никто. А так на все воля Божья.
– И ваша.
– Все, что от меня зависит, я делаю. По этой части можешь быть спокоен. Я одного понять не могу, что его так тянет на остров? И Айви к нему привязалась, башни эти свои рисует с утра до ночи.
– Маяки, – поправил его Федор.
– Почему маяки? – Кажется, впервые Федор увидел удивление на лице Акима Петровича.
– Август считает, что озеру и Стражевому Камню нужен собственный маяк. Идеи у него какие-то… – Он замолчал, подбирая правильное слово, но, так и не подобрав, спросил: – Скажите, а Желтоглазого могут слышать простые люди? Не тот зов, после которого хочется утопиться, а по-другому, как обычного человека. Ну, почти обычного.
– А кто его слышит?
– Август. После того случая с ожившим механизмом то ли слышит, то ли чувствует что-то. И на остров его как раз после этого и потянуло. Идеи стали приходить в голову странные.
– Значит, позвал. Некоторые особо тонкие натуры его чувствуют. Чаще, конечно, юродивые да душевнобольные, но, видно, не зря Евдокия Августа блаженным называет. От гениальности до помешательства один шаг. И никто тебе не скажет, где проходит граница. Если Августа тянет на Стражевой Камень, его уже никакие запреты не остановят, упало, значит, какое-то зерно в его душу, а вот что прорастет… – Аким Петрович замолчал, и в ту же секунду с печи послышался надсадный кашель, а следом приглушенный хрип.
Аким Петрович взял со стола кружку с отваром, сказал шепотом:
– Теперь можешь быть спокоен, Август не умрет. Его позвали, а тех, кто нужен, не убивают. По крайней мере, не сразу.
Эти слова были одновременно успокаивающими и пугающими. Федор знал: от Желтоглазого добра ждать не приходится, а если и случится что-то, что на первый взгляд покажется добром, то и плату за него потребует немалую. Ему вдруг невыносимо сильно захотелось к Айви, чтобы самому убедиться, что с ней все в порядке, что ее сон – это всего лишь сон. Но как попросить о таком Акима Петровича, он не знал. Старик все понял сам.
– Не трогай ее, не буди. Все равно не добудишься. Придет время, она сама вернется.
Он так и сказал, не «проснется», а «вернется», и это было правильно. Они оба это понимали. Вот только на душе от такого знания становилось все горше.
А за окном бушевала метель. Ветер выл в трубе, изо всех сил налегал на стекла, пытаясь выдавить и впустить в дом снег и стужу. Но дом был сложен на совесть и удары стихии выдерживал стойко. Утром, когда солнце уже должно было вскарабкаться на небосвод, в комнате все еще оставалось темно из-за снега, завалившего окна. К тому времени Август перестал хрипеть и кашлять и провалился в беспокойный сон. О том, что сон тревожный, говорили его стоны и всхлипывания. И Федору вдруг подумалось, то Желтоглазому ничего не стоит утянуть Берга на дно Нижнего мира.
Айви спала спокойно. Все-таки Федор не выдержал, заглянул в ее комнату. В полумраке не спешащей уходить ночи он не видел ее лица, но слышал ровное дыхание. Нельзя сказать, что он совсем успокоился, но сжимающие душу тиски слегка разжались, позволяя дышать без боли. Когда он вышел из комнаты, Аким Петрович уже натягивал тулуп.
– Пойду разгребать снег, – сказал он, надевая волчью шапку. – И скотину надо покормить.
– Можно мне с вами?
– Идем, вдвоем веселее.
Они работали несколько часов: отгребали от окон снег, прорывали в сугробах узкие тоннели. Никогда раньше Федор не видел столько снега. Он и подумать не мог, что такое вообще возможно. А когда спросил у Акима Петровича, часто ли в здешних краях приключаются такие сильные снегопады, тот лишь пожал плечами, голодная скотина интересовала его сейчас гораздо сильнее, чем Федор с его вопросами.
