– Иногда бывает больно.
– Даже если любовь взаимна?
– Да.
– А если дама не догадывается о твоих чувствах?
– Дама догадывается, – усмехнулся Август. – Разумеется, если мы говорим об одной и той же юной особе.
– О ней. – Злотников кивнул. – Я за ней сюда и приехал. Никогда со мной такого не было, чтобы вот такое сумасшествие из-за женщины.
– Похвальная настойчивость. – Август плеснул себе еще коньяку. – И особа, доложу я вам, до сих пор находится в сильнейшем потрясении после некоего происшествия. Потрясение это так велико, что особа отказывается от балов и других милых девичьему сердцу забав. С папенькой пикируется каждый день.
– С папенькой… – Черные брови Злотникова сошлись на переносице. – Вы его знаете лучше моего. Думаете, он допустит?
Не нужно быть провидцем, чтобы ответить на этот вопрос. Неприязнь Кутасова к Сергею Злотникову казалась очевидна, хотя и необъяснима. К человеку, спасшему от верной гибели твоего единственного ребенка, должно относиться если не с симпатией, то хотя бы с благодарностью. В глазах Саввы Кутасова Федор не увидел ни того, ни другого.
– Я сам виноват. – Злотников покачал головой. – Это все из-за меня, из-за той истории.
– Какой истории? – Август всегда был жаден до историй. Почти так же, как до прекрасного.
– Ее все знают. – Голос Злотникова звучал глухо, а во взгляде, которым он уставился в пустоту перед собой, плясали молнии. – Я бы хотел забыть, да не могу.
– Это ты сейчас, Сергей Демидович, о своей покойной матушке и Савве Сидоровиче? – деликатно поинтересовался Август. – Так что же в этом дурного в наш прогрессивный век? Они оба были взрослые люди, свободные от обязательств.
– Свободные от обстоятельств? – Злотников поднял взгляд на Берга, и архитектор поежился. – Дети были их обязательствами. Дети и покойные супруги. Я помню. – Он тряхнул головой, словно пытаясь прогнать эти самые воспоминания. – Мама не хотела, но он настойчивый. Вам и не представить, до чего он настойчивый. – Злотников рубанул кулаком по столу, и проходивший мимо половой испуганно шарахнулся в сторону. – И она в конце концов сдалась. А что ей оставалось – без поддержки, без средств, с маленьким ребенком на руках?
Федору вдруг подумалось, что решись сейчас кто-нибудь ему возразить, драки избежать не удалось бы, но, к счастью, возражать никто не стал, а Сергей Злотников одним махом опрокинул в себя рюмку коньяку и отодвинул подальше штоф. Жест этот мог означать только одно: больше этой ночью он пить не намерен. Пьяный старатель – болтливый старатель… Злотников не был пьян, но выговориться ему хотелось. И они, случайные знакомцы, подходили для этого как нельзя лучше.
– Она не хотела сначала… – Голос его звучал совсем тихо. – А потом полюбила. И он тоже говорил, что любит. Она верила. Женщины верят красивым словам. – Молодой человек горько усмехнулся. – А он ее бросил. Нашел себе помоложе и покрасивее. Понимаете?
Они понимали, слышали раньше эту историю от Анфисы. И весь Чернокаменск знал о том, что Савва Кутасов бросил надоевшую любовницу. Каково было Злотникову, Федор мог только догадываться.
– Они думали, что это чахотка, но я знал правду. – Усмешка его сделалась недоброй. – Она просто не захотела жить. Она жила только для него. Даже я, единственный сын, не смог удержать ее на этом свете.
За столом повисла неловкая пауза. Август сочувственно вздохнул, взял в руки штоф, собираясь разлить коньяк, но Сергей накрыл свою рюмку ладонью, покачал головой.
– Как думаете, должен я его уважать? – Он обвел собеседников тяжелым взглядом. – После всего вот этого должен я проявлять почтение к человеку, погубившему мою мать?
Они молчали. Даже Август не нашел что ответить. Но Сергей Злотников, похоже, не нуждался в собеседниках, он нуждался в слушателях, и они стали для него этими слушателями.
– За тридевять земель обходил его, видеть не хотел. Все, чего добился, было ему назло. И жил бы себе хорошо, припеваючи жил бы, если бы не она…
– Мари? – деликатно поинтересовался Август.
– Она. – Сергей кивнул. – Любая в Чернокаменске моей бы стала, только бы поманил. И горя бы я никакого не знал, но угораздило вот так… его дочь полюбить. Скажите мне, Август Адамович, разве это справедливо?
– На все воля Божья, – ушел от ответа Берг.
– Воля, – усмехнулся Сергей, – а если поперек воли? Поперек отцовской воли. Что будет? Я ведь богат. Водятся у меня деньжата. Может, и не столько, сколько у него, но достаточно, чтобы она ни в чем не нуждалась. Вот чего у меня нету, так это того, что иным по рождению положено. Кто я в их обществе? Мужик неотесанный, вот кто. Разве же такой им нужен? – Он посмотрел на Августа с надеждой, словно хотел, чтобы тот опроверг его слова.
Август опроверг:
