– Ивентаген, – подала голос Ирина, не открывая глаз, – это слепок события, информационное тело. Если бы вы пришли с лопатой и начали там копать, вы ничего не выкопали бы, это вы понимаете? Даже если бы прокопали до центра Земли.
– Ну а вы как же?..
– А мы его подтягиваем. – Ирина открыла глаза, нашарила где-то сбоку бутылочку с минералкой. – Воды хотите?
– Очень, – признался Борис. – Как подтягиваете?
– Мы разговариваем, вы же видели. Со свидетелями, очевидцами: с камнем, с прахом, с золой. С органикой всевозможной, да и с неорганикой тоже. Так поднимаем ивентагены. Их можно читать, слушать. Самые сохранные можно даже смотреть. Извините, что выбрали для вас такой драматический участок, но иначе не так понятно. Мы с Сашей, в частности, и на Ходынском поле работали, и в Ипатьевском подвале… Вот на перевал Дятлова нас Георгий не пускает, там за последние тридцать лет несколько наших погибли. А Шурка просится, ей этот перевал покоя не дает.
– Что за перевал-то? – Борис впервые слышал о каком-то перевале. – У нас, в Украине?
– На Урале. – Ирина снова закрыла глаза. – Долго рассказывать. Приедете, посмотрите в Интернете, если интересно. О нем много написано, хотя бо?льшая часть – бредятина какая-то. Но не в этом дело. Есть какие-то зоны – просто неподъемные. Не по силенкам нам пока.
– Ну, хорошо, достаете, исследуете, слушаете. А зачем? У вас научные цели? Вы – научно-исследовательская команда?
– Ира, мы с тобой две идиотки, а Борис из вежливости молчит. И поэтому ничего не понимает. Он же с самого начала русским языком спросил: кто такие арви? А ведь ответа вы не получили, да? – Саша посмотрела на него искоса грустным серым глазом.
– Вынужден признать, – согласился Борис. – А вы, Саша, хорошая девушка. Понимаете меня.
– Спелись, – пробурчала Ирина. – Как в воду смотрела.
– Когда-то Георгий был в ударе, а когда он в ударе, горазд выдумывать всякие метафоры. – Теперь Саша смотрела строго вперед, щурясь от неожиданного солнца. – И он сказал тогда, что мы, арви, – ангелы боли. Но это художественный образ, не относитесь всерьез. Божественной природы в нас не больше, что в любом человеке. Да, мы точно так же живем на земле, это наша земля, как и ваша, конечно, я имею в виду людей…
– Мы не претендуем, – ворчливо донеслось сзади.
– И нас ничтожно мало по сравнению с человечеством. И всегда было мало.
– Подождите… – Борис посмотрел на Сашин сосредоточенный профиль; в данный момент она уверенно обгоняла красную «тойоту». – Остановите машину. К обочине. Немедленно.
Саша пожала плечами, съехала на траву и заглушила мотор.
– Эту телегу о том, что вы – не люди, я уже слышал от Кдани, – сказал Борис и крепко сжал Сашино худое теплое запястье. – Я ей значения не придал.
– Зря. – Саша пошевелила рукой и посмотрела искоса. – Вы меня и дальше будете так держать?
– Может, мне нравится.
– Да мне тоже… нравится. Мы устроены иначе. Не биологически, а физиологически. А вы, кстати, понимаете разницу?
– Не очень.
– Структура ДНК та же, поэтому я смогла бы выносить и родить ребенка от вас.
Борис в замешательстве выпустил тонкую девичью руку.
– Я только для примера, – сказала Саша. – Не волнуйтесь. Так вот, строение то же, а процессы, реакции, их скорость, характер перезамыкания этих процессов – другие. Чего вы так смотрите? И на уровне высшей нервной деятельности, и на уровне мозговой деятельности, иммунные, обменные. Мы быстро восстанавливаемся от ран, практически не болеем, не подвержены психическим расстройствам. У нас достаточно высокий болевой порог, благодаря этому я сейчас спокойно веду машину, а не катаюсь по траве в судорогах от чужой боли. Чем еще можно похвастаться? Высокая эмоциональная устойчивость. Быстро и много запоминаем, мгновенно структурируем, можем удерживать одновременно несколько абсолютно разнохарактерных действительностей. Но вот какой-то особой продолжительностью жизни похвастаться не можем. Девяносто – сто лет максимум. В какой-то момент просто останавливается сердце. Да и работа связана с повышенной смертностью…
– …Что-то бродит в глубине земли, – пишет Гомес, – что-то вспухает, возникают пузыри и полости, они обладают тем же типом притяжения, как и черные дыры, – втягивают в себя материю, превращают ее, переваривают, перелицовывают. Да-да, перелицовывают, примерно так, как старый еврейский портной из моего детства перелицовывал моей маме потертое драповое пальто с цигейковым воротником. Лицо и изнанка меняются местами. Очень путано, pequenita, но пока по-другому не скажу. Если бы эту силу можно было назвать Нечто, это было бы еще полбеды. Но похоже, это не Нечто, а самое настоящее Ничто. Разницу хорошо понимают мистики, логики и некоторые философы, например Гегель писал об этом, но очень уж по- гегелевски, слишком абстрактно и отвлеченно, что вообще характерно для немецкой классической философии. Хайдеггер еще… да не важно. Важно другое: Ничто уже просочилось в реальность, pequenita, как ни странно. Как ни странно.
Нечто может предстать злом, совершать злонамеренные действия, пытаться восторжествовать и доминировать, захватывать и подавлять, ужасать, питаться кровью невинных, словом – зло как оно есть. Против него можно выступить в поход, поднять войско, вооружиться первоклассным оружием и самой
