Андрес остановился – вдруг почему-то перехватило дыхание. Алехандра простит, наверное, если он сделает пятиминутный перекур. Клетку и неудобный пакет с памперсами он поставил на траву, разогнулся и увидел в конце аллеи знакомый двухместный экипаж своих малышей. Мария катила коляску, Алехандра шла рядом. Вот она заметила его, радостно взмахнула руками. Вот она уже бежит к нему по аллее, в длинной черной юбке, в плетеных сандалиях. Еще несколько секунд – и она повиснет у него на шее. Вот ее волосы, завязанные в узел, распутываются и освобождаются от шпилек. И в этот момент боковым зрением Андрес видит что-то еще, какую-то темную тень впереди, за деревьями. Тень тоже приближается к Андресу. Вот тень почти поравнялась с бегущей Алехандрой, будто два спортсмена наперегонки рвутся к финишной черте. Раздается плотный вакуумный хлопок и одновременно или на мгновение раньше Алехандра привычно повисает у Андреса на шее, а он привычно обхватывает ее обеими руками. Все привычно, как обычно, непривычно только одно – его руки прикасаются к чему-то липкому и горячему на спине Алехандры, она тяжелеет и издает какой-то глухой странный звук – он доносится не из горла, а откуда-то изнутри нее. Издалека кричит Мария, и тень – человеческий силуэт – мгновенно разворачивается на крик. И в этот момент, чувствуя, как Алехандра плавно сползает по его груди вниз, на траву, Андрес поднимает правую руку над головой и произносит четыре слова:
– Асгард!
Мария хватается за плечо и закрывает собой коляску, толкает ее спиной – назад, в глубь аллеи.
– Биврёст!
Внезапный ветер проходит по траве и шевелит волнистые каштановые волосы Алехандры.
– Мидгард!
Тень приближается, он уже видит ее белые глаза, вытянутую правую руку и еще видит внезапное замешательство и страх во всем ее бесполом изломанном силуэте.
– Хель!
Между ним, Алехандрой, лежащей на траве, и тенью с одной стороны, и Марией с детьми – с другой бесшумно вырастает живая стальная стена.
Часть третья
Арви
– Мама, ты меня видишь? – донеслось от двери.
Соля замерла. Медленно обернулась.
Лиза стояла в дверном проеме, перебирая пальцами край футболки. В серой ветровке, в грязных розовых бриджиках. Соля покачнулась, и Кид-Кун придержал ее за плечи. И так, при поддержке Кид-Куна, она дошла до Лизы и дотронулась до ее плеча.
– Это я? – спросила ее Лиза неуверенно. – Мама, это я?
Соля бесшумно села на пол и обняла ее за ноги.
– Я пойду, – пробормотал Кид-Кун и пулей вылетел из дома.
Через десять минут он уже был у сонного Данте, который в субботу раньше часа дня отродясь не вставал.
– Она вернулась! – выпалил Кид-Кун с порога. – Дочка Соломии. Прикинь.
– Дела… – Данте зевнул и с остервенением почесал худой живот. – Думаешь, будет цирк устраивать?
– Они все цирк устраивают. Что-то я еще не слышал об исключениях.
– Тут мы пас, – пожал плечами Данте. – Что тут поделаешь? Порченые – они и есть порченые. Ничего, ведь многие привыкли, живут как-то.
– Да как живут-то? – возмутился Кид-Кун. – Спиваются, старчиваются. Типа это жизнь?
– Нашим только волю дай спиться или сторчаться. – Данте мрачно взглянул на друга исподлобья. – А уж если повод есть, то вообще пипец. Гудят во всю ивановскую. Типа горе у нас, стресс снимаем… Я вот не понимаю, откуда они деньги берут? Работы нет, ТЭЦ стоит, копанки пустые. И все с утра пьяные. Ненавижу… Надо Мицке сказать, пускай она не сачкует и заходит к ним почаще. Все же девочка.
Кид-Кун покивал рассеянно.
– Соломия Мицке костюм почти дошила, – сказал он, глядя себе под ноги. – Как у Лины Инверс из «Рубаки». Нашла какие-то куски ткани, и они с Мицке по картинке сконстролябили, очень похоже. Непонятно теперь, будет ли дошивать…
– Да я в курсе. – Данте, прыгая на одной ноге, натягивал джинсы. – Ну ты не это… Соломия – нормальный человек. Справится. Ну, хорошо, не спят ночами, разговаривают с пустотой. Что еще?
– Кричат. Не едят неделями или едят и остановиться не могут. Некоторые прячутся в шкафу. А главное… У соседей наших однажды пьянка была, ну, обычное дело. Сосед осерчал – и на жену с ножом. Так сыночек двенадцатилетний перехватил его руку…
– И чего?
– И сжал тихонечко. Папа ножик выронил и ласты склеил. Мгновенно.
– Да ты чего? – удивился Данте. – Я не знал.
– Там мать моя была. Ну, это… – Кид-Кун поморщился, – буха?ла вместе с ними и все видела. Так соседка наутро приходила, в ногах валялась, просила никому не говорить. Типа просто удар хватил муженька на почве алкогольного опьянения. Злобный делирий подкрался незаметно. Так что все это между
