девушка никогда не изображала в образе человека – это всегда было какое-то бесформенное существо, в котором как-то угадывались черты доктора, даже если у него на этой картине вовсе не было лица. Аксель, напротив, был нарисован очень тщательно, со вниманием к деталям и неизменно в светлых тонах. Вообще на всех картинах яркие, светлые краски использовались только для того, чтобы нарисовать самого Акселя. Все остальное будто тонуло во тьме, но охотник при этом как будто светился. Аксель вспомнил, что подобное он уже видел. Картинки из учебников истории. Так в эпоху до Катастрофы было принято изображать посланников богов, героев и святых. В остальном картины, которые видел Аксель сейчас, не были похожи на старинные, но были по- своему очень красивы, хоть и навевали тревожные ощущения. И, по-видимому, отлично передавали настроение художницы. Акселю стало не по себе. Он виделся девушке избавителем – но ведь на самом деле он не сделал ничего, чтобы спасти ее! Он вообще не думал о пациентах в тот момент, его целью было прикончить проклятого доктора Оберга.
Впрочем, были там и другие картины, и это очень обрадовало Акселя. На них были изображены совсем другие, не связанные с больницей сюжеты.
– Привет, Анна, – тихо сказал молодой человек.
Девушка отвлеклась от очередной картины и посмотрела на охотника. Лицо ее осветилось улыбкой, и она, уронив кисточку, легко вскочила и подбежала к Акселю, крепко ухватив его за руки. Теперь он видел шрамы на тыльных сторонах ее ладоней, там, где их пробивали гвозди, которыми одержимый приколотил ее к стене. Доктор Оберг не успел вдосталь поиздеваться над девушкой после того, как перевел ее в пыточную. Но того, что ей пришлось пережить, было достаточно, уж это Аксель знал по себе. И при этом она сохранила способность улыбаться. Девушка стояла, ухватившись за его руки, смотрела на охотника, а он не знал, что сказать и как себя вести.
– Я тебя нарисовала, – наконец сказала она. – Тебе нравится?
– Очень нравится, – честно ответил молодой человек. – У тебя настоящий талант. Думаю, ты станешь очень известной художницей, люди будут приходить на выставки твоих картин.
– Правда? Вот здорово! Я хочу быть известной художницей. Спасибо тебе.
– Ты так меня благодаришь, будто совершенно уверена, что так и будет.
– А как же иначе? Ты всегда говоришь правду.
– Кхм… Почему ты так решила?
– Когда мы были там, где нас ели, ты сказал, что убьешь его. Того, кто нас ел. И ты его убил. Ведь он почти наелся, почти стал богом, а ты смог его убить и освободил меня и всех других, тех, кто кричал и так долго не мог умереть. Я тогда тебе поверила, хотя это было невозможно, как я могу не поверить теперь? И Марта тоже говорит, что, если что-то очень любишь делать, то со временем обязательно будет получаться все лучше и лучше… Только эти картины, – она кивнула на сцены из психлечебницы, – я на выставке показывать не буду. Это только для меня. Не хочу, чтоб тебя увидели другие голодные. Ты ведь еще не всех убил.
Анна еще долго рассказывала о том, как ей нравится рисовать, показывала свои картины, и даже ту, что еще не закончила. Сказала, что никому не показывает еще не законченных картин, но Акселю можно. Охотнику было жутко от того, насколько сильно ему доверяет эта несчастная девушка. «И что меня дернуло ляпнуть так неосторожно, что она станет известной? – корил себя охотник. – Впрочем, возможно, я и не ошибаюсь», – признал молодой человек, с восторгом рассматривая пейзаж: темные крыши, свет луны, пробивающийся сквозь облака, и ночная птица, парящая в лунном свете. Он так и не решился переспросить Анну, почему она считает, что доктор Оберг «наелся и почти стал богом». Не захотел лишний раз заставлять девушку вспоминать кошмар. Только подивился, как странно может воспринимать действительность не совсем здоровый человек.
– Ты ведь будешь ко мне приходить? – спросила Анна, почувствовав, что он собирается уходить. – Я еще не могу отсюда уйти. Голоса больше не заставляют меня убить себя, и я даже знаю, что они мне только кажутся, но я все равно их еще слышу. Здесь очень хорошо, Марта хорошая, и другие девушки, но я все равно тебя ждала. Когда я говорила, что ты придешь, Марта мне не верила. Она мне не говорила, не хотела расстраивать, но сама думала, что ты меня забыл. А я почему-то знала, что ты придешь.
– Я обязательно буду тебя навещать, Анна, – пообещал охотник.
Марта проводила Акселя до выхода. Уже у самой двери он не выдержал:
– Скажите, Марта, у нее есть шансы когда-нибудь излечиться?
Сиделка вздохнула.
– Иногда кажется, что она понимает больше, чем мы, сохранившие ясность рассудка. – Покачала головой девушка. – Анна много говорит о вас. Я не все понимаю… вернее, вообще почти не понимаю того, что она рассказывает. Но я и подумать не могла, что однажды вы придете к ней. Мы здесь знаем о том, что произошло в лечебнице «Королевская надежда». Без подробностей, конечно, но уж о том, что там был охотник, который маскировался под больного, нам известно. Там ведь было много таких, как Анна? Почему вы решили именно ее навестить?
– Так уж получилось, что только с ней я успел познакомиться, когда там был. Она помогла мне… А почему решил прийти? – Аксель помялся. – У меня была возможность прекратить ее мучения. Ее и других больных. Но я этого не сделал, не хватило духу. Теперь я думаю, что это хорошо.
Орктаун
Орктаун, район почти на самой окраине Пенгверна, не пользуется популярностью среди людей. Их здесь вообще почти не встречается. Попасть
