— Как же я вернулся?
— Я нашел тебя, — просто ответил Седрик. — Я погрузился в эфир, где провел очень много времени после того, как умер. Ты был там, но ты был слишком далеко. Ты уходил. Я догнал тебя и вернулся вместе с тобой.
— Седрик, — сказал Джеймс, чувствуя себя идиотом из-за того, что надел мантию, и переживая из-за того, что могло случиться. — Спасибо, что вернул меня обратно.
— Я обязан тебе. Я обязан твоему отцу. Однажды он вернул меня обратно.
— Эй, — вдруг осенило Джеймса. — Ты теперь можешь говорить!
Седрик улыбнулся, и это была первая настоящая улыбка, которую Джеймс видел на призрачном лице.
— Я чувствую… изменения. Сильнее. Намного… здесь, почему-то.
— Погоди, — сказал Ральф, поднимая руку. — Так это и есть тот призрак, о котором ты нам рассказывал? Тот самый, что прогнал нарушителя несколько месяцев назад?
— Ах, да, — спохватился Джеймс. — Зейн и Ральф, это Седрик Диггори. Седрик, это мои друзья. Так что с тобой случилось, как ты думаешь? Что делает тебя сильнее здесь?
Седрик пожал плечами.
— Похоже, что долгое время я чувствовал себя словно во сне. Я бродил по замку, но он был пуст. Я не чувствовал голода, или жажды, или холода, не нуждался в отдыхе. Я знал, что умер, но не более. Все было темным и тихим, не было разделения на дни или сезоны. Вообще не было течения времени. А потом начали происходить эти вещи.
Седрик повернулся и сел на кровать, не смяв одеял. Джеймс, который был ближе всех, ощутил холодок, исходящий от него. Призрак продолжил:
— Со временем я начал чувствовать больше. Я начал видеть людей в залах, но они были как дым. Я не мог слышать их. Я пришел к выводу, что эти периоды активности происходят в часы, следующие сразу за моментом моей смерти. Каждую ночь я чувствовал, как пробуждаюсь. Я наблюдал за временем, потому что это было важнее всего — чувствовать проходящие минуты и часы. Я искал часы, одни есть сразу за выходом из Большого зала и я наблюдал, как идет время. Я мог бодрствовать всю ночь, но каждое утро я начинал исчезать. Затем, однажды утром, когда я уже растворялся, теряя связь, я увидел его.
Джеймс выпрямился.
— Нарушителя?
Седрик кивнул.
— Я знал, он не должен находиться здесь, и откуда-то я знал, что, если постараюсь, я смогу заставить его увидеть себя. Я прогнал его.
Седрик снова улыбнулся, и Джеймс подумал, что в этой улыбке можно увидеть сильного и симпатичного мальчика, которого знал его отец.
— Но он вернулся, — сказал Джеймс. Улыбка Седрика превратилась в гримасу разочарования.
— Он вернулся, да. Я видел его и снова спугнул. Я стал высматривать его по утрам и тогда, однажды ночью, он проник через окно. Я был силен тогда, но я решил, что кто-то еще должен знать, что он в замке. Поэтому я пришел к тебе, Джеймс. Я видел меня, и я знал, кто ты. Я знал, что ты поможешь.
— Это в ту ночь, когда ты разбил витраж, — улыбнулся Зейн. — Вышвырнул того парня сквозь него, словно Брюс Ли. Круто.
— Кто он такой? — спросил Джеймс, но Седрик только пожал плечами. Он не знал.
— Сейчас еще только семь часов, — заметил Ральф. — Почему мы тебя видим? Разве в это время ты не слабее всего?
Седрик, похоже, задумался.
— Я становлюсь более реальным. Я по-прежнему просто призрак, но я чувствую, что становлюсь таким, как большинство призраков. Теперь я могу больше говорить. И все меньше и меньше пребываю в странном безвременье. Я думаю, так и становятся призраками.
— Но почему? — не смог удержаться от вопроса Джеймс. — Что происходит, когда становишься призраком? Почему ты просто, ты знаешь, не двигаешься дальше?
Седрик пристально посмотрел на него, и Джеймс почувствовал, что Седрик сам не знает ответа на этот вопрос, или, по крайней мере, не очень уверен. Он слегка встряхнул головой.
— Я пока не все сделал. Во мне было столько жизни. Это случилось так быстро, так внезапно. Я просто… не успел.
Ральф поднял портфель профессора Джексона и запихнул его обратно в чемодан Джеймса.
— Так где ты был, когда исчез, Джеймс? — спросил он, наваливаясь на край кровати.
Джеймс глубоко вдохнул, собирая свои воспоминания о странном путешествии. Он описал первоначальные ощущения от прикосновения к мантии, как она позволяла ему чувствовать воздух и ветер, и даже животных и деревья. Затем он рассказал им о видении, о том, как он был в теле Мерлина, в его самых сокровенных мыслях. Он вздрогнул, вспомнив гнев и горечь, и голос слуги, Астрамаддукса, приносящий свою клятву служить до тех пор, пока не придет время. Он живо вспомнил, как тот говорил, закончив рассказ тем, как тьма ночи обернулась вокруг него как кокон, сжимая и превращая в ничто.
Зейн слушал с напряженным интересом.
