— Наверное, отец хочет, чтобы я поела эльфийских грибов.
— Не дам дурить тебе голову, даже если ты сама не против!
В кухню заглянул отец:
— Ну, как идет подготовка к обеду? — бодро спросил он. И тут же помрачнел: — Мэнди, почему ты не стала готовить мои опята?
Мэнди коротко присела в реверансе:
— Не разбираюсь я в этих эльфийских редкостях, сэр Питер. Подозрительные они какие-то.
Я вступилась за Мэнди:
— Это я велела взять другие грибы, раз Мэнди сомневается.
— Элла, я отправил тебя в пансион не для того, чтобы выучить на поваренка. Мэнди, приготовь эльфийские опята.
Глава девятнадцатая
Я знала, как зовут моего гостя. Это был Эдмунд, граф Уоллекский, дядюшка Хеттиной подружки Цветины, — это его женитьбы она боялась до икоты, поскольку могла лишиться наследства. Вообще-то, подобное совпадение должно было меня позабавить, но я не находила себе места от страха: вдруг дядюшка окажется таким же мерзким, как племянница?
Я ждала его в кабинете с рукоделием на коленях. Не успела я устроиться, как отец открыл дверь.
— А это моя дочь Элеонора, — сказал он.
Граф поклонился. Я встала и сделала реверанс.
Граф был старше отца, на плечи ему ниспадали седые кудри. Лицо было узкое, словно у борзой, с длинным носом и обвислыми усами.
И глаза у него были печальные, собачьи, — карие, с полоской белка над нижним веком и набрякшими мешками.
Я села обратно, и граф склонился над моей вышивкой.
— Какие у вас мелкие, аккуратные стежочки. Моя матушка тоже умела делать крошечные стежки. Едва глазами различишь.
Когда он заговорил, стали видны зубы — меленькие, словно у младенца, будто у него так и остались молочные. Перед глазами мелькнула картина: малютка-граф смотрит на рукоделие в руках матери и сверкает жемчужными зубками, любуясь ее изысканной вышивкой. Когда мы поженимся, я постараюсь представлять себе, что он так же юн, как его зубы.
Граф оставил меня и с интересом повернулся к отцу:
— Друг мой, неужели вы и вправду придерживаетесь той точки зрения, какую высказали вчера?! — воскликнул он. — Надеюсь, вы объяснитесь…
Обсуждали они, оказывается, меры наказания для разбойников. Граф считал, что к разбойникам нужно проявлять милосердие. Отец полагал, что обращаться с ними надо сурово, вероятно, даже казнить — в назидание прочим.
— Если бы сюда нагрянул разбойник и улизнул со всеми этими ценностями, — и отец обвел руками все то, что как раз вовсю распродавал, — было бы противоестественно, если бы я не вышел из себя. И было бы противоестественно, если бы я не облек свою ярость в действия.
— Пожалуй, вы и вправду не смогли бы подавить гнев, — отвечал граф, — но неужели вы стали бы отвечать насилием на насилие?
Я согласилась с графом и придумала довод, как нельзя лучше подходивший отцу:
— А если вор не стал грабить тебя в открытую? Если он разорил тебя обманом? Надо ли наказывать его как разбойника?
— Совершенно другой случай, — сказал отец. — Если я допустил, чтобы негодяй обжулил меня, значит я получил по заслугам. Конечно, мошенник все же должен понести наказание, но не слишком суровое. А я, по всей видимости, повел себя как легковерный глупец и недостоин собственного богатства.
Граф кивнул мне.
— Эти случаи не столь уж различны, — произнес он. — Если вооруженный грабитель силой отобрал у вас собственность, вы, вероятно, столь же виноваты — не сумели обеспечить охрану дома. Значит, вы точно так же недостойны собственного богатства. Почему разбойник должен жизнью расплачиваться за вашу беспечность?
— Логика ваша безупречна, но исходит из ложных предпосылок, — улыбнулся отец. — Защищаться против двоих противников я не в силах. У вас, граф, много общего с моей дочерью. Вы оба добросердечны.
Да, отец, просто красота. Теперь мы с графом пара.
Прозвонил гонг к ужину. Отец двинулся в обеденную залу, и граф был волей-неволей вынужден подать мне руку.
На закуску подали торлин-керру с перепелиными яйцами.
— Эти грибы выращивают эльфы, — сообщил отец. — Наша кухарка раздобыла их на рынке, и я решил предложить их вам, хотя сам, признаться, грибов не ем. Элла, попробуй.
