Белые волосы Фулгрима были заплетены во множество аккуратных косичек, которые были стянуты на затылке и перевиты в жгут, лежавший на правом плече подобно спящей змее. В отблесках светильников глаза примарха казались еще темнее. Пертурабо с облегчением заметил, что он явился без своих капитанов, избрав эльдар, которого называл Каручи Вора, единственным спутником на этот вечер историй.
— Я был уверен, что ты не разочаруешь меня, брат, — сказал Фулгрим и медленно развел поднятые руки, подразумевая грандиозное сооружение, построенное для него. — Это шедевр архитектурного искусства, который достоин самой лучшей драмы. Скажи, похоже ли воплощение твоей мечты на то, какой ты ее изначально представлял?
— Сходство близкое.
— Но не полное?
— Полного никогда не бывает.
— Это пока, — заметил Фулгрим и шагнул ему навстречу, намереваясь обнять брата.
Оба примарха обнялись под гром аплодисментов, которые бесконечным эхом разнеслись по Талиакрону. Фулгрим добродушно похлопал брата по спине и расцеловал в обе щеки, но Пертурабо такие жесты были совершенно чужды, и он понятия не имел, как нужно реагировать. Волосы Фулгрима были умащены столь ароматными маслами, что он не мог не вдохнуть их соблазнительный запах.
— Брат, а плащ тебе идет, — сказал Фулгрим и широко улыбнулся.
Они разомкнули объятья, но Фулгрим все равно продолжал удерживать Пертурабо за руку, словно не хотел разрушать возникшую между ними близость. Он воздел другую руку, будто упиваясь восторгом аудитории, будто черпая из него силы.
— Мы боги, брат! — воскликнул он, и толпа согласно заорала.
Театральность Фулгрима начала утомлять Пертурабо, и он высвободил руку. Столь нарочитое братание попахивало какой-то интригой, и первым инстинктивным желанием Пертурабо было оказаться от этого представления подальше.
Встав перед ним, Фулгрим заговорил так тихо, что даже великолепная акустика Талиакрона не могла донести его слова до остальных:
— Где твои молотоносцы? — Брат наконец заметил отсутствие Железного круга. — Они бы изумительно смотрелись на такой сцене.
— Внизу, — ответил Пертурабо и отступил на шаг. Хотя на какой-то миг изъявления родственной привязанности его обрадовали, он не любил близкие физические контакты.
— Но почему роботы? — спросил Фулгрим будто невзначай. — Почему не воины из плоти и крови, которые не подчиняются доктриносхемам Механикум?
— Стражи-автоматы не спят, не ослабляют бдительность и не предают.
— Но в них нет и чувств, которые свойственны телохранителям-смертным. Они никогда не отдадут за тебя жизнь до последней капли крови, потому что так велит им любовь.
— Любовь? А любовь-то тут причем?
Фулгрим многозначительно улыбнулся, словно изумленный тем, что Пертурабо спрашивает столь очевидные вещи.
— Как можно доверять телохранителю, который не любит того, кого защищает?
— Так твоя Гвардия Феникса тебя любит? — спросил Пертурабо резче, чем хотел.
— Еще как, — ответил Фулгрим, вновь говоря в полный голос. — Я — Фениксиец, любимый всеми, я — звезда, вокруг которой вращаются мои воины. Без меня у них не будет цели, а воин без цели недостоин жить.
Зрители ответили на это очередным хором одобрительных возгласов. Пертурабо, рассеянно кивнув, встал по правую руку от брата, чтобы лучше рассмотреть завернувшегося в плащ эльдар, который скрывался в тени Фулгрима. Вблизи в этом существе стала заметна какая-то пустота — какой-то голод, который ничем нельзя насытить. Хотя капюшон скрывал лицо ксеноса, Пертурабо увидел, что у него точеные черты, полные губы и блестящие волосы фиолетового оттенка. Эльдар был красив, но все равно, в нем чего-то… не хватало.
Ладно, если Фулгрим хочет представления, придется ему подыграть.
— Ты называешь себя Каручи Вора?
Эльдар кивнул:
— Это скорее звание, чем имя. Раньше я был врачевателем. На бьелерайском диалекте это означает…
— Я знаю, что это означает, — прервал его Пертурабо. — «Завершающий страдания».
— Повелитель знает язык эльдар? — удивился Вора.
— Помимо прочих, — Пертурабо ответил на родном языке ксеноса — и с мимолетным удовлетворением заметил, что и Фулгрим, и сам Вора удивлены.
— Или, — тут он перешел на проторечь, полную отрывистых и глухих звуков, — мы можем общаться на языке зеленокожих.
Фулгрим рассмеялся.
— Ты не перестаешь меня поражать, брат. Никогда не думал, что у тебя такие лингвистические способности.