Бату-хан подозвал китайского начальника осадных машин и приказал:
– Начинайте.
За время чтения пергамента слушателей стало гораздо больше: многие подсели ближе и едва дышали, чтобы не пропустить ни слова удивительной истории о мести и героизме.
Доминиканец закончил. Вытер неожиданную слезу, глотнул пива, чтобы смочить натруженное горло.
– Да, – задумчиво сказал поляк, – если бы каждый поступил со своей жизнью так же, как эти рязанские рыцари, то татары не шастали бы сейчас от Польши и до Венгрии. А что произошло дальше? Они все погибли?
Монах пожал плечами:
– Говорят, будто выжило пять или шесть человек. Король монголов воздал им почести, отпустил невредимыми и разрешил похоронить героя Коловрата по христианскому обычаю. Но я не верю в это: ведь Восток и Запад – это как разные миры. Известно ли татарам понятие чести?
Зашумели, заспорили: кто-то соглашался с тем, что безбожники-степняки неотличимы от диких зверей; кто-то возражал, что такое вполне возможно, и монголам знакомы слова «рыцарство» и «долг».
Один новгородский приказчик даже заявил:
– Когда татары захватят Европу – а этого, поверьте, ждать недолго – то объединят наконец-то Восток и Запад под властью единого монарха. Каждая религия будет пользоваться равными правами, торговля и ремёсла расцветут под защитой крепких законов. Нивы заколосятся, дороги построятся, и наступит новый Золотой Век!
– Про «единого монарха» вы сказали, юноша. А как же насчёт папы римского? – удивился монах.
– Вот пусть и занимается духовными делами, зачем ему светская власть? Я бы лучше поговорил о единстве Востока и Запада: некоторые считают его невозможным и даже Русь отделяют от Европы. Был я недавно в Далмации, в городе Сплите, и встретил там служащих венецианскому богатому купцу двух юношей, родных братьев. Очень умны, образованы, знают множество восточных и западных языков. И при этом обходительны, прекрасно воспитаны – словом, настоящее украшение итальянской молодёжи. Как же я был удивлён, узнав, что Антон и Роман – а их зовут именно так – родом из Руси, из какого-то маленького городка. Они попали в Далмацию загадочным образом; значит, если русича достойно воспитать, одеть в европейские одежды, обучить манерам и языкам, то отличить его от европейца совершенно невозможно!
– А если корове отрубить рога и прибить подковы, то выйдет лошадь, – мрачно сказал доминиканец, – странный разговор.
Приказчик пожал плечами. Расплатился и вышел из таверны.
Седоволосый странник, внимательно слушавший весь этот разговор из своего тёмного угла, накинул капюшон и отправился вслед за новгородцем. Догнал на улице, остановил:
– Погоди. Ты говорил о плавании в Сплит.
– Ну и что? Я и вправду там был, мой хозяин торгует фряжскими товарами.
Седой волновался, хотя заметить это было трудно: по всему было видно, что он – человек бывалый.
– Ты сказал, что ребят зовут Антон и Роман. Как они выглядят? Сколько им лет?
Приказчик оглядел незнакомца: плащ старенький, заштопанный, на ногах – хоть и сапоги, а не онучи, но стоптанные, ношеные. Лишь необычный бронзовый браслет на левой руке, а так-то по всем признакам – нищеброд.
– Почему я должен отвечать на твои вопросы? Вдруг ты мошенник и воспользуешься этими знаниями во вред нашим фряжским друзьям? Ты, небось, нищий бродяга, так зачем тебе знать про далёкие страны и живущих там людей?
Седовласый протянул серебряную монету:
– Я настаиваю.
– Маловато будет, – нагло сказал приказчик.
Седовласый оглянулся по сторонам. Улыбнулся и без замаха ударил новгородца в живот. Придержал, чтобы задыхающийся приказчик не упал. Тихо сказал:
– Ты всяко ответишь на вопросы. Только от тебя зависит, станешь ли ты после допроса калекой – мне всё равно. Выбирай.
– Да, – просипел приказчик, – старший юноша, Роман – рыжий, на вид ему семнадцать. Второй, Антон, русоволос, и он младше примерно на три года.
– Из какого они города?
– Не помню точно. Плохиш. Нет! Добряк, что ли. Или Добриш.
– Как зовут фряга, которому они служат?
– Винченцо. Синьор Винченцо Туффини.
– На.
