– Это карта земного шара. Настоящая, а не те школярские рисунки, какими пользуются ваши капитаны. Здесь изображены три материка, которые ещё не открыты. Вы станете безумно богаты. «Император обеих Америк Винченцо Первый». Звучит, а?
– Оставьте, я посмотрю.
– Она бесценна!
– Конечно, конечно. Я посмотрю и назову цену. Извините, не смею больше задерживать, у меня переговоры насчёт закупки ливанского кедра.
Барсук вышел из кабинета. Буркнул:
– Ему про мировое господство, а он про дерево. Пиноккио, мать его.
Синьор Туффини внимательно осмотрел карту. Хмыкнул:
– Ну и бред. Этот Барсук явно не в себе. Видимо, уродство нанесло непоправимый вред его несчастной душе.
Винченцо вызвал секретаря. Свернул карту, брезгливо взял двумя пальцами, протянул:
– Вот это через нашего агента подсуньте генуэзцам. Они обожают завиральные идеи, им точно придётся по душе. Может, поплывут искать эту сказочную Америку и наконец перестанут болтаться у меня под ногами в Эвксинском море.
– Будет сделано, синьор.
– Дальше, пишем письмо. Епископу Рима, викарию Христа, преемнику князя апостолов и так далее. Я, Винченцо Туффини, скромный венецианский мореплаватель и торговец, будучи верным слугой Вашего Святейшества, сообщаю о предательстве, задуманном императором Фридрихом Гогенштауфеном…
Секретарь писал, макая перо в серебряную чернильницу. Винченцо подошёл к окну, перекрестился на купола собора святого Марка и пробормотал:
– Мировое господство, как же. Папу они собрались свергать, а несчастные пятьдесят тысяч золотых найти не могут.
Любой венецианец, иллириец или уроженец Рагузы вам скажет: самое синее на свете море – Адриатика. Ласкова и спокойна, и даже зимние шторма её – как гнев милой девушки: нахмурится, топнет каблучком – а спустя мгновение забыла причину обиды. Вновь улыбается миру, разгладив складки ультрамаринового платья, играя с солнечными зайчиками.
Последнее море на долгом пути ганзейского когга встретило корабль теплым попутным ветром и запахом весеннего цветения. У борта стоял седоголовый странник в выгоревшем плаще и стоптанных сапогах, ждал швартовки. Когда сходня скрипнула о причал города Сплита – нетерпеливо оттолкнул матроса, сбежал на берег. Оглянулся по сторонам. Увидел чиновника таможни: надутого, багрового от собственной значимости. Спросил, запинаясь:
– Синьор, будьте так любезны: где находятся склады компании торговца Винченцо Туффини?
– Там, – неопределённо махнул таможенник, – проходи, не препятствуй государственным органам.
Седой продрался сквозь оживлённую толпу на причале. Свернул туда, куда показывал чиновник – в тёмный проход между глухими стенами. Оглянулся по сторонам, нахмурился: куда теперь?
Вдруг услышал молящий крик:
– Саве! Саве за име бога!
Неуверенно шагнул на зов. Пошёл быстрее, потом побежал.
За углом увидел: спиной золотоволосая девушка, отбивается от трёх брюнетов, а те уже слюни пускают от близости добычи.
– Руки убрали!
Один повернулся к Дмитрию, сверкнул ножом в кулаке:
– То ние твоя ствар. Излази!
Седой ударил сапогом по колену, добавил по загривку. Второй размахнулся дубинкой – ушёл в сторону, поймал руку на излом. Третий отскочил, прижался спиной к стене.
– Девушка, с вами всё хорошо?
Златовласка обернулась – и оказалась усачом в парике.
– Све е добро, – ответил усач и ударил Ярилова прямо в отвалившуюся от изумления челюсть.
* * *
Белёный потолок качался, будто парус корабля над головой. Сквозь ставни доносилась музыка близкого порта: игривый плеск Адриатики, скрип такелажа и ругань грузчиков.
– Давай, сержант. Хватит валяться.
Ярилов разглядел ухмылку. Простонал:
– Барсук, что за игры опять? Мне не до тебя, я сыновей ищу.
– Ищите и обрящете. Но сперва поговорим.
Дмитрий попытался сесть – и понял, что руки и ноги туго связаны.
