Старик-еврей, тащивший с помощью сына тяжёлый кожаный мешок, остановился. Снял облезлую меховую шапку, вытер вспотевший лоб. Сказал:
– Благородные рыцари! Тогда, на корабле, я не успел поблагодарить вас за спасение драгоценностей нашего народа. Таки теперь хочу исправить это, поклониться вам.
Жидовин, кряхтя, согнул спину. Покосился на запыхавшегося сына, дёрнул за рукав, прошипел:
– Кланяйся господам, шлимазл.
Анри продолжал оглядываться. Махнул рукой:
– Иди с богом, старик. Я тебе не арон кодеш, чтобы мне кланяться.
– Точно, поклоны не нужны, – подхватил сержант, – а вот коврига хлеба и кувшин вина сгодились бы. Что там у тебя, в мешке? Случайно не буженина?
Иудей обрадовался:
– Так благородные господа голодны? Это же прекрасно!
– Не то слово, старик. Это просто великолепно. Жаль, что обычно такое счастье длится недолго: смерть от голода наступает недели через две.
– Ой-вэй, вы меня не так поняли. Я хотел сказать, что рад угостить вас и тем самым хотя бы капельку отплатить за помощь. Мы идём в харчевню нашего собрата, всеми уважаемого Хаима – именно к нему бежали мы из Рима, чтобы спасти реликвию. Ему расскажу я о вашей доброте и благородстве, столь редко свойственных вашему племени… Ой, что это я! Словом, там вы получите и хлеб, и жирного гуся, и пиво.
– Отличная идея! – воскликнул сержант. – А как насчёт ночлега?
– Хаим сдаёт номера постояльцам, а как же. Идёмте же скорее.
Крестоносцы переглянулись и отправились за стариком и его сыном, кряхтящим под тяжестью ноши.
– Я тебе точно говорю, у них в мешке каменные Моисеевы скрижали – видишь, как надрываются, – прошептал сержант на ухо третьему тамплиеру.
* * *
Таверна «Четыре короля» считается самой лучшей в Солдайе: народу в ней всегда битком. В большом зале – непрерывный гул, будто в сердце пчелиного улья; чадит кухня, в пылающем камине на вертеле крутится барашек, и запах жареного мяса заставляет рот заполняться тягучей слюной. В отдельных закутках важные купцы с унизанными перстнями пальцами проворачивают сделки; в дальних комнатах пары предаются продажной любви, давя исцарапанными от страсти спинами полчища обречённых клопов. На заднем дворе противно вопят верблюды и хрумкают ячменём кони купеческих караванов.
Плешивый в кипе сортировал клиентов. Посмотрев на облезлую меховую шапку старика-еврея, поморщился:
– Деньги-то у тебя есть хотя бы на кусок рыбы, что прёшься в солидное заведение?
– А как же! И на кусочек жареной рыбки, и на гуся, и на всё прочее, чтобы угостить этих гоев… э-э-э, гостей, что я привёл к вам.
Старик махнул рукой в сторону троицы в монашеских грубых плащах и продолжил:
– Прошу посадить их на самое лучшее место и немедленно принести яства и напитки. Я же должен первым делом увидеть почтенного Хаима, к которому, прослышав о его достоинствах, бегу из Италии, из самого Рима.
– Ишь ты, из самого Рима, – усмехнулся плешивый, – к нашему Хаиму постоянно толкутся нищеброды вроде тебя, так что придётся подождать очереди. Проходи туда, налево. Да мешок не волоки по полу, доски попортишь!
Кивнул монахам:
– А вас попрошу в большой зал, мальчик проводит до стола. У нас всегда свежее пиво, рыба утреннего улова, а барашек ещё вчера щипал травку. Я бы рассказал и про девок, что ждут клиентов в задних комнатах, но это явно не про вашего брата-монаха. Добро пожаловать.
– Неплохой кабак, – заметил сержант, усевшись на крепкую лавку, – судя по тому, как пахнут эти лужи на столе, пиво настоящее. И чад, кстати – скрывает от любопытных взглядов. Эй, мессир командор, вы меня слышите?
Анри молчал, уставившись на стенную роспись. Там, под надписью «Четыре короля», была изображена группа с пивными кружками в руках: черноволосый рыцарь-тамплиер, бритоголовый степняк, рыжий русич в золотом плаще и широкоплечий бродник в странной зелёной шапке с длинным назатыльником.
* * *
Посетители к главному авторитету в кагале Солдайи толпились вдоль стен. Кому повезло занять местечко – дремал на лавках.
Ставни были закрыты от жаркого июльского солнца, свечи нынче дороги, так что в комнате царил полумрак, и широкий силуэт Хаима лишь угадывался на фоне стены.
Только что счастливый представитель общины из Кафы получил деньги на восстановление сгоревшей после монгольского набега синагоги. Вознося хвалу щедрости единоверцев, гость отступал к двери – и едва не был затоптан здоровяком в драном кожухе.
Верзила стряхнул вцепившегося в рукав плешивого привратника, втянул воздух и гаркнул:
– Ну и дырища. Жидов, что крабов при отливе. Кто тут главный?
