и прийти на помощь, если понадобится. В каждом десятке – разных племён бойцы: есть тувинцы и урянхаи, найманы и кыргызы, а кыпчаков – больше всех. Только никому нет дела, на каком языке мать пела тебе колыбельную, из какого племени твой отец: все ныне равны, все – воины Великой Империи.
Нет теперь родства крови – есть братство меча. В бой идёт десяток и побеждает весь десяток – или весь гибнет. Один бежал с поля боя – казнят всех. Одного взяли в плен, а свои не выручили – казнят всех. Десяток теперь – твоя семья, боец; а ты – как ветка дерева, питаешь ствол солнечным светом и влагой росы. Но срубят дерево – и тебе не жить.
Три коня у Нохоя: один под седлом, второй под вьюком, а третий – без груза, чтобы быть свежим для боя.
Два саадака у Нохоя: два лука и два полных колчана. Трофейная персидская сабля у Нохоя и топор, аркан и нож.
Одно сердце у Нохоя. И одна голова. Их беречь надо. Им ещё сотнику принадлежать.
Поэтому суров Нохой к своему отряду, гонит вперёд без отдыха. Ценных пленников к дарге отправляет, остальным – головы рубит.
Глубоко в чужие земли забрался Нохой. Итиль переплыли, держась за гривы коней, привязав вьюки к надутым бурдюкам. Широкая река, сильная – четверо не выплыли.
Сыростью тянет от чёрных лесов на севере. Подумал Нохой да и повернул на север: посмотреть, что там и как. Как хороший охотничий пёс: кругами бегает, след добычи ищет.
Засвистели от соседнего десятка: разглядели костёр.
Значит, нашлась добыча.
* * *
Дмитрий гнал коня, будто убегал от погони; словно навис кто-то за плечами – чёрный, безглазый, раскинувший когтистые крылья. Только от себя не убежишь…
Летят серебристые волны ковыля, и омывает душу ветер, густо сотканный из ароматов степного разнотравья. Падает серая пена, и тяжело опадают бока запыхавшегося коня.
Князь увидел на горизонте тёмную стену леса. Опомнился, перевёл на шаг. Подождал, когда товарищи догонят. Посмотрел на невозмутимого Жука, на багрового от непривычно долгой скачки Смороду. Сказал:
– Передохнуть пора. Ищите место дневки.
Безымянная речушка делала петлю, облизывая холм. Тут и разбили бивуак. Гридни напоили коней, развели костёр.
Дмитрий сидел у огня. Обняв колени, смотрел на едва заметное в дневном свете пламя, а видел своё: ночные факелы, перемазанный землёй белый платок, золотые локоны в солнечных искрах…
Сморода кашлянул деликатно. Сказал:
– Надо будет к западу чуток забрать. У речушки-то наверняка рязанская застава.
– Да, – кивнул князь.
– До Федькиного острога два перехода, – заторопился Сморода, – следующая стоянка в лесу будет?
– Без разницы, – буркнул Дмитрий.
Сморода растерянно глянул на Жука. Воевода пришёл на помощь:
– Княже, ты бы объяснил, к чему готовиться. Мы с тобой куда угодно, хоть в омут башкой, хоть на рожон кишкой; да только непонятно, как ты мыслишь того Кольцо достать.
– Точно, – заторопился боярин, – сорок бойцов да тын высокий, не шутка. Мы с тобой до конца, бо слуги верные, но всё же: что ждёт-то нас?
Дмитрий вздохнул. Степная скачка будто проветрила голову, очистила душу. Сказал честно:
– Если вы думаете, что есть у меня хитрый замысел – так честно скажу: нет его. Сначала думал притвориться купеческим караваном со слабой охраной, чтобы Федьку выманить, но теперь понимаю – не то. Даже если в поле его людишек перебьём, ближе к княгине не станем. А теперь так считаю: на месте надо поглядеть. Провести рекогносцировку.
Боярин выпучил глаза.
– Осмотреться, словом, – поправился Ярилов, – и принять решение.
– И то верно, – легко согласился Жук, – на месте – оно завсегда яснее, что к чему. Когда я ещё черниговскому князю служил, ходили мы как-то Торжок брать, и такая вышла с этим городком история…
– Там конные, – перебил подбежавший гридень, – сюда скачут.
– Дозор рязанский? – вскинулся Дмитрий.
– Не, не похоже. Со стороны степи. Может, половцы какие заблудились?
Живо поднялись, разбирая оружие. Сморода пошёл за дружинником вниз по склону, помахивая тяжёлым шаром булавы. Дмитрий видел, как остановился небольшой отряд: трое конных, несколько вьючных лошадей. Один из гостей спешился. Что-то обсуждал со Смородой, размахивая руками – видать, дорогу спрашивал. Потом пошагал к костру. Был пришелец невысок, широкоплеч, шёл нарочито расслабленно, но была в этой походке готовность резко уйти в
