Боярин заторопился:
– Воевода доложил: не стала залесская мордва биться. Князь их мехами поклонился да сказал: впредь дань вдвое готов платить, просит милости твоей и покровительства.
– Вот и хорошо, и славно, – улыбнулся Юрий Всеволодович, – лучшая битва – это та, что выиграна бескровно, меч из ножен не вынимая.
Огладил пальцами аккуратную русую бороду с первыми нитями седины: сверкнул зелёным лучом крупный смарагд на перстне. Спросил:
– От Дмитрия Тимофеевича есть известия? Едет к нам?
– Нет, великий князь, – виновато ответил боярин, – может, ещё раз гонца послать? Вдруг не понял?
Юрий Всеволодович помрачнел, заиграл желваками. Буркнул:
– Всё он понял, гордец добришский. Ну ничего, подождём. Дольше будет упрямиться – дороже заплатит. Если всё у тебя, так ступай.
– Там к тебе, Юрий Игоревич, брат Ингваря Рязанского, просится.
– И чего ему надо, голытьбе?
– Не знаю, великий князь. Прогнать?
– Ладно уж, зови.
Тёзка выглядел не особо представительно: оторочка плаща меховая, да вытертая, сквозь позолоту на бляхах пояса предательски просвечивает медь. Развелось их, князей-изгоев, что рыбы в Клязьме, уделов на всех не хватает. Вот и бродят, неприкаянные да голодные, ищут, к какому щедрому родственнику в приживалы приткнуться.
– Чего хотел, Юрий Игоревич?
Рязанец мялся, поглядывал на лавку.
– Садись, – благосклонно кивнул, – говори уже, а то дел у меня много.
– Оно конечно, – шмыгнул тёзка, – у великого князя и дела такие же. Вот, пришёл поблагодарить за доброту твою. Не забуду, как ты меня из плена-то выпустил, как только батюшка твой преставился, а ты стол княжеский занял.
– Да это когда было, – усмехнулся Юрий Всеволодович, – пятнадцать лет, чай, прошло.
– Семнадцать, – быстро сказал рязанец, – вели гридню моему войти, у него ларец с подарком.
– Пускай.
Гридень был под стать хозяину: кособокий, шмыгливый, в коротенькой, не по росту, кольчуге.
Юрий Всеволодович открыл облупленный ларец, лениво поблагодарил (отметив про себя, что зеркальцо-то франкское с изъяном – у ручки завиток отколот; а кинжал не булатный – подделка).
Рязанец шикнул на гридня: тот неуклюже поклонился и боком поковылял из горницы, зацепив ножнами дверной косяк.
– Вот, великий князь, помня твою доброту, думаю: может, поможешь сироте ещё раз?
– Как я могу сиротству твоему помочь? – поднял брови Юрий Всеволодович. – Отца да мать твоих воскресить я не в силах, волшбой не владею. Да и жгут их на кострах, волхвов этих, и правильно делают.
Юрий Игоревич натужно захихикал, жмурясь – вот, мол, какой затейник великий князь! И шутит так, что животик надорвёшь. Вытер якобы выступившие от смеха слёзы, продолжил:
– Про другое сиротство я. Так ведь без удела и маюсь. Христом богом прошу: помоги, Юрий Всеволодович, занять хоть какой стол, пусть самый завалящий. А я уж отслужу.
– Так ко мне чего пришёл? Брата своего проси, Ингваря. У него рязанская земля обширная. Вон как нос задирает, всё в соперники мне набивается.
– Да какой он тебе соперник, великий князь! – закричал тёзка. – Куда ему против тебя. Глуп и жаден братец мой. Я ему говорю: ну ладно, Муром не прошу, так хоть Пронск уступи. А он смеётся: мол, предки наши княжеские столы не выпрашивали, а с мечом брали.
Юрий Всеволодович, собравшийся уже выгонять попрошайку, внезапно передумал. Пожевал губами и сказал:
– А ведь верно, с мечом. Знаешь город такой, Добриш?
– Как не знать, – рязанец поморщился, – там Дмитрий правит. Обманом стол занял. Кровь-то у него чья? Бродяга безродный, а не Рюрикович. Где такое видано, чтобы удел доставался приёмному сыну? Будто ни старшинства нет, ни лествицы.
– Верно, верно, – довольно кивал великий князь, – мудрые вещи говоришь, тёзка. Так вот, коли власть Дмитрия не по закону, так и город у него отнять силой – дело правильное и справедливое, так?
Рязанец скривился, будто пригоршню клюквы разжевал:
– Да как тут отнимешь? Дмитрий – полководец знаменитый, в военном деле искушённый. На Калке отличился, потом самого лучшего татарского воеводу бил, как его там. Сабантуя! А у меня ни войска, ни заслуг. Говорю же – сирота я, эх!
Слёзы потекли по щекам Юрия Игоревича, и в этот раз были они искренними.
Великий князь подошёл, наклонился к гостю, заговорил доверительно:
