– Ну и что? Просто я иногда стараюсь думать сама, а не слепо верить тому, что твердят в газетах. – Она нахмурилась, понимая, что говорит в точности, как ее бабушка. Скарлет раздраженно фыркнула. – Люди так торопятся обвинить и раскритиковать, но не знают, через что ей пришлось пройти и что заставило ее так поступить… И потом, разве нам известно, что именно она натворила?
Механический голос предупредил, что двери поезда закрываются, и через секунду они со скрипом захлопнулись. Поезд поднялся над рельсами и медленно заскользил, унося их в темноту туннелей, освещенных только лампами и синими нетскринами. Состав набирал скорость и вдруг вылетел из мрака на солнечный свет, хлынувший в окна.
– На балу кто-то стрелял, – сказал Волк, в то время как ведущие на экране снова затараторили. – Некоторые считают, что девушка собиралась устроить бойню, и это просто чудо, что никто не пострадал.
– А еще говорят, что она была там, чтобы убить королеву Левану, и разве тогда она не стала бы героиней? – Скарлет рассеянно переключала каналы. – Я просто думаю, что не стоит судить о ком-то, не попытавшись понять, что им двигало. Может, все-таки стоит сначала разобраться, а потом делать выводы? Дурацкая идея, понимаю…
Она фыркнула, раздраженная тем, что кровь прилила к щекам.
Каналы мелькали один за другим. Реклама. Реклама. Новости. Сплетни о знаменитостях. Реалити-шоу о детях, пытающихся управлять страной. Опять реклама.
– К тому же, – пробормотала она, скорее для себя, – ей всего шестнадцать. Мне кажется, все чересчур бурно реагируют.
Почесав за ухом, Волк сел на полку так далеко от Скарлет, как только было можно.
– Были случаи, когда семилетних лунатиков признавали виновными в убийстве.
Она нахмурилась:
– Но эта девушка никого не убила.
– Я тоже не убил Охотника прошлой ночью. Но это не значит, что я никому не причиню вреда.
После долгого молчания Скарлет опять включила реалити-шоу и с притворным интересом стала следить за происходившим на экране.
– Я начал драться, когда мне было двенадцать.
Она искоса посмотрела на Волка.
– Ты делал это из-за денег?
– Нет. Ради статуса. Оказавшись в стае, я быстро понял, что если ты не дерешься, не можешь защитить себя, то ты ничтожество… Над тобой смеются, издеваются. Ты становишься почти рабом и ничего не можешь с этим поделать. Единственный способ не стать омегой – драться. И побеждать. Вот почему я это делаю. Вот почему я так хорош.
Скарлет нахмурилась.
– Омега, – проговорила она. – Как в настоящей волчьей стае.
Он кивнул.
– Я видел, как ты меня испугалась. Даже не просто испугалась, а… смотрела с отвращением. И ты вправе так ко мне относиться. Но ты сказала, что предпочитаешь видеть всю картину, прежде чем судить, хочешь попытаться понять. Так вот моя история. Вот как я научился драться.
– Но ты ведь больше не в банде. И не обязан драться.
– А чем еще я могу заниматься? – Он невесело рассмеялся. – Это все, что я знаю, все, что умею. До вчерашнего дня я даже не знал, что такое помидор.
Скарлет подавила смешок. Его беспомощность была почти умилительной.
– Ну, теперь ты в курсе, – сказала она. – Кто знает, может, завтра ты узнаешь о брокколи. На следующей неделе ты бы уже смог отличить цукини от кабачков.
Волк посмотрел на нее.
– Я действительно так считаю. Ты ведь не собака, которую нельзя выучить новым трюкам. Ты сможешь быть асом не только в драках, но и в чем-то еще. Мы найдем, в чем.
Волк пригладил кулаком волосы, что, казалось, сделало их еще грязнее.
– Я не потому рассказал тебе, – сказал он, на этот раз спокойнее, но все равно печально. – Это потеряет всякое значение, едва мы доберемся до Парижа. Но мне важно, чтобы ты знала, что мне не нравится мое занятие. Я очень не хочу вновь потерять контроль над собой. Я всегда это ненавидел.
Весь бой пронесся перед глазами Скарлет. Как Волк быстро отпустил своего противника. Как бросился прочь, как будто пытаясь обогнать самого себя.
Она сглотнула:
– Ты когда-нибудь был… омегой?
Он вспыхнул:
