Конечно, алхимики использовали классический способ выработки условного рефлекса. Показывать мне образ и вызывать отвратительные ощущения в моем мозгу. Цель будет заключаться в том, что безвредные, веселые морои начнут у меня ассоциироваться с крайним дискомфортом и страданиями. Проблема была всего одна.

– Вам понадобятся повторные сеансы, чтобы добиться успеха, – сообразила я и сглотнула.

Взгляд, который адресовала мне Шеридан, красноречиво говорил о том, чего я могу ожидать в будущем.

У меня оборвалось сердце. Или, может, мой желудок. Если честно говоря, в тот миг у меня внутри царил чудовищный хаос и все мои органы буквально сплелись в один жгучий ком. Не знаю, как долго меня держали в этом состоянии. Думаю, не меньше часа. Я потеряла счет времени и просто судорожно пыталась перенести кипящую волну тошноты, сотрясавшую мое тело.

Наверное, спустя целую вечность Шеридан сделала мне новый укол, а экран погас. Ее подручные расстегнули фиксаторы, а кто-то подставил мне ведро.

Несколько мгновений я не понимала, зачем мне оно. А затем вещество, что не давало моему организму очиститься, прекратило свое действие. Остатки скудного обеда вышли обратно, однако мой желудок продолжал содрогаться. У меня началась сухая рвота, а потом я давилась, пока все, наконец, не прошло. Это был долгий болезненный процесс, и меня уже не волновало то, что меня только что вывернуло наизнанку в присутствии посторонних. И хотя это было ужасно, я почувствовала себя лучше, избавившись от химического снадобья, которое вызывало у меня нескончаемый приступ тошноты.

Прислужник тотчас забрал у меня ведро, а Шеридан любезно вручила мне стакан воды и разрешила почистить зубы у раковины, которая была предусмотрена в помещении. Возле нее я заметила битком набитый настенный шкафчик с медикаментами, а еще зеркало, позволившее мне увидеть свое жалкое отражение.

– Итак, Сидни, похоже, ты готова к уроку изобразительного искусства, – жизнерадостно объявила Шеридан.

Что-что? Я хотела свернуться в клубок и отключиться от реальности! Мое тело ослабело и тряслось, а желудок болезненно ныл. Однако никому не было дела до моего истощенного состояния: прислужники вывели меня из комнаты. Шеридан помахала мне, пообещав, что мы скоро увидимся.

Сопровождающие доставили меня наверх, к классным комнатам, и проводили до художественной студии для заключенных. Эддисон, суровая и бесполая надзирательница из столовой, как раз начинала занятие, объясняя задание (оно заключалось в том, чтобы продолжить изображать миску с фруктами). Вполне предсказуемо для тюремного урока рисования: преподаватели должны были выбирать для своих «подопечных» самые скучные объекты. Несмотря на то что Эддисон продолжила говорить, не обращая внимания на мое появление, все взгляды – любопытные, но холодные – устремились на меня. На лицах большинства заключенных появилось суровое выражение. Некоторые заключенные даже выражали легкое злорадство. Все знали, что со мной произошло.

Единственное, что я поняла по уроку рисования, как и по предыдущему, посвященному перевоспитанию: самыми хорошими местами, в отличие от Амбервуда, здесь считались те, которые находились ближе к учителям. Это позволило мне прошмыгнуть к пустому мольберту в задней части класса. Теперь я могла надеяться, что заключенные не будут таращиться на меня, открыто игнорируя Эддисон. Я была права. Почти все мои усилия уходили на то, чтобы сохранить равновесие, поэтому ее речь я слушала вполуха.

– Некоторые из вас вчера прекрасно поработали. Эмма, твоя картина действительно продвигается. Лэйси и Стюарт, вам лучше начать заново.

Я осматривалась, пытаясь сопоставить заключенных с их работами, которые мне было отлично видно. Но сперва я решила, что недавняя процедура затуманила мне мозги: замечания Эддисон показались мне совершенно бессмысленными. Но нет: я никого не перепутала. Вот Эмма, вроде бы моя соседка по комнате: девушка азиатско-американского происхождения с волосами, стянутыми в такой тугой узел, что даже кожа на лице натянулась. Меня ее картина не особо впечатлила: на холсте едва можно было различить фрукты. Стюартом звали одного из тех, кто отодвинул свой стол от моего на занятии Гаррисона. У него обнаружились художественные способности, и его произведение показалось мне интересным. Я не сразу догадалась, кто такая Лэйси: это выяснилось, когда она сменила свой холст на чистый. Ее картина была неплохой, хотя и недотягивала до уровня Стюарта. По-моему мнению, Эмма вообще плелась позади.

«Значит, дело не в умении, а в точности», – подумала я и вздохнула. Груши у Стюарта получились идеально, но он нарисовал на пару штук больше, чем было на самом деле. А еще он изменил положение фруктов и сделал миску синей (что выглядело гораздо лучше, чем та коричневая, которая стояла в классе). Эмма, чья картина отличалась примитивностью, изобразила нужное количество фруктов и разместила их безупречно, а вдобавок идеально передала все цвета. Алхимикам не нужны фантазия или украшательство. Задача заключалась в том, чтобы скопировать все, как велено, без вопросов и отклонений.

Никто не пытался предложить мне помощь или совет, поэтому сначала я просто тупо пыталась разобраться в том, что делают остальные. Общаясь с Адрианом, я узнала об азах работы с акриловыми красками, но никакого практического опыта не приобрела. В конце концов я заметила полочку с предназначенным для учеников запасом кистей и тюбиков, так что я вместе с несколькими учащимися поплелась к ней и попыталась выбрать краски. Меня все сторонились. Когда я отдавала предпочтение какому-то цвету, а потом отвергала его из-за недостаточной яркости, то следующий заключенный демонстративно обтирал тюбик, прежде чем унести к своему мольберту.

Спустя пять минут я вернулась к своему месту с тюбиками. Хоть я и не могла поручиться за свой дар живописца, я была более или менее уверена, что

Вы читаете Серебряные тени
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату