другого заключенного, и я смогла перевести дух. Остаток часа я слушала, как они распинаются насчет того, каких удивительных успехов добились в изгнании тьмы из своей души. Было бы интересно узнать, кто из них действительно говорит то, что думает, а кто, как я, хочет вырваться на свободу. А еще я недоумевала: если они добились таких потрясающих результатов, то почему до сих пор остаются здесь?
Наконец, нас отпустили в столовую. Переминаясь с ноги на ногу в очереди, я молчала, а мои товарищи по несчастью оживленно обсуждали то, что курицу с пармезаном в последнюю минуту заменили на феттучини альфредо – лапшу в сырно-сливочном соусе. Внезапно до меня донеслись чьи-то слова, что, дескать, феттучини альфредо – любимая еда Хоуп. Когда она – бледная и растерянная – заняла свое место в очереди, заключенные смерили Хоуп презрительными взглядами и отвернулись. Я поняла, в чем дело. Курица с пармезаном была в детстве моим любимым блюдом, о чем властям доложили мои родные. Конечно, ее первоначально внесли в меню, чтобы наказать меня и помучить мой подорванный очищением желудок. Однако «серьезный» проступок Хоуп вызвал поспешную замену блюда. Алхимики скрупулезно относились к наглядной демонстрации.
Мою догадку подтвердило несчастное выражение лица Хоуп, которая сидела в одиночестве за столиком и смотрела на тарелку, даже не притрагиваясь к вилке и ножу. Хотя соус и показался мне слишком жирным, я уже чуть-чуть оправилась, смогла съесть немного пасты и выпить молока. То, что Хоуп третировали, как и меня, глубоко меня обескуражило. Совсем недавно я видела, как она активно со всеми общается! Теперь же ее начали сторониться. Сочтя это за удачный момент, я привстала, намереваясь подойти к Хоуп. Сидевший в дальней части столовой Дункан, весело болтавший с соседями по столу, поймал мой взгляд и мотнул головой. Поколебавшись, я села, стыдясь собственной трусости и сожалея, что не заняла сторону отверженной.
– Она бы тебе спасибо не сказала, – прошептал мне Дункан полчаса спустя.
Мы находились в скромной тюремной библиотеке: нам разрешалось выбрать книгу, чтобы почитать перед сном. На полках художественной литературы не имелось, что лишний раз подкрепляло принципы алхимиков.
– Такое случается, а завтра она уже будет с остальными. Если бы ты к ней подошла, то привлекла бы излишнее внимание и, возможно, отсрочила возвращение Хоуп к своим. Что еще хуже, если бы она стала бы с тобой общаться. Начальство бы сразу решило, что смутьяны объединяются.
Дункан выбрал книгу вроде бы наугад и ушел, не дав мне времени для ответной реплики. Кроме того, мне хотелось спросить у него, когда меня здесь примут как свою – и примут ли вообще. Наверняка все заключенные однажды проходили через то, что сейчас уготовано мне. А потом они влились в крохотный общий мирок.
Когда я переступила порог своей комнаты, Эмма дала мне понять, что с ней никаких прорывов у меня не будет.
– У меня большой прогресс, – сухо сообщила она. – Я не желаю, чтобы ты его испортила своими извращениями. Тут мы только спим. Не разговаривай со мной. Не взаимодействуй со мной. Не смотри в мою сторону, насколько возможно.
Она взяла свою книгу и легла на кровать, демонстративно повернувшись ко мне спиной. Но меня ее поведение уже не волновало. Это ничем не отличалось от отношения все остальных, кроме того, сейчас меня занимало совсем другое – то, о чем я не разрешала себе думать. Мне пришлось преодолевать множество испытаний и трудностей, но теперь они позади. День завершился. Наступает ночь. Надев пижаму (ничем не отличающуюся от моего дневного костюма) и почистив зубы, я легла в постель, с трудом сдерживая радостное предвкушение.
Скоро я засну. И увижу Адриана.
Мысль о нем таилась в уголке моего сознания, поддерживая в самые тяжелые моменты. Вот к кому я стремилась, вот ради кого стойко перенесла все тюремные унижения. Я вырвалась из одиночки и не дышу дурманным препаратом. Сейчас я нормально засну, и он мне приснится… если волнение не вызовет у меня бессонницу.
Как выяснилось, мое беспокойство не имело значения. После часа, отведенного для чтения, прозвучал звонок, и свет автоматически отключили. Дверь нашей комнаты, отодвигавшаяся в сторону, не полностью доходила до косяка, поэтому из коридора в спальню проникал луч света. Я была ему даже рада – после многих месяцев кромешной тьмы. Я услышала щелчок, как будто выдвинулась задвижка, заперевшая дверь. Я закуталась в одеяло, полная радости… и внезапно ощутила чудовищную усталость. Только что я обдумывала, что скажу Адриану – и вдруг мои веки отяжелели, а глаза закрылись. Я боролась с этим, стараясь сосредоточиться, но на меня словно накатывался густой туман, который придавливал меня и мутил разум. Ощущение показалось мне очень знакомо.
– Нет!.. – сумела выдавить я.
Я не избавилась от газа. Алхимики по-прежнему регулировали наш сон – наверное, чтобы исключить ночные сговоры. Но я была донельзя измучена, чтобы еще о чем-то думать. Вязкий сон засосал меня, увлекая в темноту, лишенную грез и видений.
Не было надежды сбежать.
Глава 6
Адриан
Нина оказалась классным собутыльником, и не просто потому, что пьянела медленно.
Даже в тот момент, когда она не работала с духом активно, она не теряла интуицию, которой обычно обладают все пользователи духа. Она молниеносно подмечала, когда мне хочется о чем-то говорить, и, что еще важнее, когда мне хочется помолчать. Мы начали беседу в каком-то тихом баре, и я был рад предоставить ей инициативу. Похоже, за последние несколько месяцев жизни при дворе Нине не удалось обзавестись друзьями, и после исчезновения
