людей девушку не тяготило, скорее напротив — радовало.
Вид с балкона открывался неплохой, просматривалась половина города, но Карине, привыкшей к просторам вокруг своего замка, зажатые тесными стенами улицы достаточно быстро стали действовать на нервы. Хотелось домой… А приходилось сидеть здесь, изображать восторженную дурочку. С внезапным раздражением залпом выпив коллекционное вино, которое вообще-то положено было цедить смакуя, маленькими глоточками, и никак иначе. Оперлась на низкие мраморные перила, поглядела вниз и с трудом удержалась от того, чтобы плюнуть на каску стоявшему внизу гвардейцу. Уж больно призывно та блестела — парадная, медная, надраенная так, что глазам становилось больно. Удержали ее не приличия даже, а четкое осознание того, что с такой высоты не попасть — несильный вроде бы ветер снесет плевок далеко в сторону, а выглядеть в собственных глазах мазилой Карине не хотелось.
В таком настроении ее и застала мать. Зашла тихо, благо дверь легко и почти бесшумно повернулась на хорошо смазанных петлях, однако в трех шагах за спиной дочери остановилась и окликнула ее по имени. Предосторожность не лишняя — наученная горьким опытом, Карина приобрела некоторые привычки, вызывающие у придворного люда оторопь и шепотки за спиной. Проще говоря, на любой внешний раздражитель она сейчас реагировала одинаково — хваталась за оружие, и кинжал висел на поясе всегда. Мать эту ситуацию уже проходила и, хотя вид разворачивающейся всем корпусом дочери с ножом в руке не особенно ее напугал, все же предпочитала не рисковать.
— Что случилось, мам? — спросила девушка, не оборачиваясь. Честно говоря, не совсем такую встречу с матерью она ожидала. За то короткое время, пока они не виделись, поменялось очень многое, и в первую очередь сама Карина. Для матери она осталась девочкой, да и была ею, когда они расстались. Но сейчас молодая герцогиня была взрослой женщиной со специфическим жизненным опытом, умеющая принимать решения и, так уж получилось, отвыкшая и не желающая оглядываться на мнение тех, кого считала менее компетентным. Мать же, при всех ее достоинствах, была классической домохозяйкой, редко выезжающей из своего замка и не стремящейся в общем-то к чему-то новому. Сейчас Карина ужасалась, что, не случись трагедии с усобицей, она когда-нибудь стала бы такой же. Добровольно похоронить себя в четырех стенах и полностью зависеть от мужа — нет уж, такой радости ей совершенно не хотелось. Только слишком высокую цену она отдала за то, чтобы прийти к этой мысли.
Что интересно, мать это понимала и не осуждала дочь, просто иногда не могла сдержаться, приведя свое отношение к ней в соответствие с изменившимися реалиями. От осознания этого Карине становилось еще горше — она чувствовала себя предательницей и ничего не могла с этим поделать. И мать это тоже сознавала — и не говорила ни слова в упрек. И то, что она — единственный сейчас близкий Карине человек, понимала… Матери всегда лучше понимают своих детей, чем даже они сами.
— Ничего не случилось. — Мать улыбнулась, Карина поняла это, хотя и не видела ее лица. — Просто захотелось вдруг тебя увидеть.
— Понятно. — Карина наконец развернулась. Откровенно говоря, она просто не знала, о чем ей говорить.
Мать, очевидно, почувствовала это, вздохнула и тихо спросила:
— Очень тяжело?
— Да. Ты понимаешь, я не хочу этой свадьбы, не хочу такой жизни…
— А какой хочешь?
— Какой… — Девушка замялась.
— Сама не знаешь, — вздохнула мать, и вдруг ее лицо в одно мгновение словно постарело, осунулось, сеточка морщин пробежала от уголков глаз чуть ли не до висков. — А ведь решать все равно придется, и времени у тебя не так уж и много.
— А что решать? — с внезапной злостью вскинула на нее глаза Карина. — Мне кажется, все уже решили за меня.
— Вот в этом ты ошибаешься. — Мать вроде бы улыбалась, но в голосе ее внезапно зазвенела сталь. — Ничего еще не решено, и все можно изменить.
Карина внимательно посмотрела на мать… А ведь та не шутит, внезапно поняла девушка. Она и впрямь уверена в том, о чем говорит. И впервые за последнее время Карина вновь почувствовала себя маленькой и несмышленой. А мать и умнее, и решительнее, чем казалось, просто умеет это не показывать, выглядя в глазах окружающих недалекой куклой. Так безопаснее — и куда больший простор для контрдействий. И осознание этого факта заставило Карину взглянуть на мать совсем иначе — и уважительнее, и… осторожнее. А та в свою очередь, убедившись, что ее дочь достаточно умна, чтобы осознать кое-какие истины, снова улыбнулась:
— Не стоит паниковать заранее. Для начала объясни, что тебе не нравится в ситуации.
Что же, Карина объяснила. Коротко, емко и не стесняясь в выражениях. Отвыкла она от политесов за последнее время. Мать это, кстати, не удивило и не покоробило, она лишь кивнула:
— Очень хорошо. И что же ты собираешься делать дальше?
— Не знаю. Но замуж за этого козла я не пойду, — выдохнула она и тут же рефлекторно огляделась — не подслушивает ли кто.
Мать поймала ее взгляд, улыбнулась одобрительно:
— Ну вот, наконец-то начинаешь задумываться о том, что и где говоришь. Пусть и с опозданием. Не волнуйся, на твою комнату наложена сильная защита.
— Защита?
