убитого от приказчиков: – Гостомысл – это не тот боярин, что у князя Юрия охотой и пушной торговлей заведовал?
– Он, – кивнула девушка и вдруг, чуть успокоившись, посмотрела на Кондрата, – как, ты сказал, тебя зовут?
– Боярин Евпатий, – ответил он, немного смутившись под лучистым взглядом девушки, больно уж она была хороша. – Еще меня Коловратом кличут.
– Слыхала я про тебя, – кивнула она неожиданно, слегка тряхнув волосами, – тятенька мне на именины ожерелье у твоих мастеров покупал. Красивое.
Кондрат кивнул, не зная, что и сказать.
– А меня Ладой зовут, – тихо добавила она и снова зарыдала, упав на грудь мертвого отца.
В этот момент к боярину подъехал приказчик Захар, до окончания битвы державшийся позади ратников.
– Вот что, – сообщил ему Кондрат, уже принявший решение, – отряди десять ратников во главе с Ратишей и пятерых холопов. Они назад поедут вместе с Ладой. Это дочь нашего боярина Гостомысла. Сопровождать будут повозки в Рязань и охранять ее от лихих людей. А как доставят ее и убиенного отца в город, на обратом пути нас в Болдыже догонят. А холопы уж пусть дома остаются, обойдемся без них как-нибудь.
– Все сделаю, Евпатий Львович, – кивнул Захар. А посмотрев на мертвого боярина и его дочь, вздохнул: – Вот судьба…
Глава двадцатая
По пути в Болдыж
Но Кондрату пришлось еще некоторое время задержаться на этой поляне. Чтобы разобрать мертвых, отделив убитых рязанцев от разбойников. Лихих людишек оставили гнить как есть, под открытым небом, на пир воронам. А мертвых охранников Гостомысла он приказал похоронить здесь же, у леса, выстругав кресты. В Рязань отвезут только тело боярина. Успокоив кое-как непрерывно рыдавшую дочь Гостомысла, дав ей возможность хоть немного прийти в себя и поесть – за это время слуги соорудили костер и похлебку сварили из припасов, – Кондрат, наконец, смог отправить назад обоз мертвого боярина, снабдив его возницами и охраной из своих ратников.
– Не бойся, – напутствовал он заплаканную девушку, у которой, как выяснилось за разговором, больше почти никого из родни не осталось на свете. Ее мать умерла в прошлом году от болезни. – Мои люди тебя в обиду не дадут. Доставят до самой Рязани. Есть кому там помочь с похоронами-то?
– Приказчики есть, – кивнула Лада, немного смирившись со своим горем, – да я сама справлюсь. Ты не смотри, что я реву. Я сильная. Все хозяйство теперь на мне будет.
И гордо выпрямила спину. Но потом, едва взглянув на тело мертвого отца, быстро отвернулась, – слезы снова навернулись на ее глаза.
– Дозволь, боярыня, навестить тебя, как вернусь из Чернигова? – робко попросил Кондрат, опуская глаза. – Помочь, чем смогу.
– Конечно заходи, Евпатий, – кивнула девушка, улыбнувшись сквозь слезы, – ты же мне жизнь спас. Если б не ты, лежать бы мне в телеге вместе с тятенькой. А может, и того хуже.
– Ладно, трогайтесь, – заторопился Кондрат, которому это прощание разрывало душу, и хлопнул лошадь по холке.
Возница натянул поводья. Телеги со скрипом сдвинулись с места, увозя седоков. Конные ратники из сотни Коловрата расположились спереди и сзади, благо этот поезд был небольшим. Проводив их тоскливым взглядом до поворота, пока последний всадник не скрылся в лесу, Кондрат махнул рукой, словно отгоняя черные мысли. А потом сам вскочил на подведенного коня.
– Поспешать надо, – приказал Кондрат, обращаясь к приказчикам и Ратише, давно сидевшим в седлах, – много времени потеряли. Уж день к вечеру клонится.
– Если пойдем ходко, то к ночи, может, успеем до Новосиля добраться. Кажется мне, не так далеко уже до него осталось, – предположил Макар, оглядываясь по сторонам. Все поле вокруг них было усеяно трупами разбойников.
– Ну, тогда поторопимся, – кивнул боярин, пришпорив коня, – авось не в лесу опять ночевать придется. Что-то я здешним лесам не рад.
Обоз двинулся дальше со всей возможной скоростью, на которую только были способны лошади, тянувшие груженые возы. И все же передвигались они медленно. Случись что, с таким грузом далеко было не уйти. Разве что бросив его. Боярин то и дело оглядывался назад, раздумывая о нелегкой судьбе торговцев. В его возах было столько золота, что прознай о нем разбойники, тут мигом собралось бы целое воинство из лихих людей. Они не раздумывая напали на почти пустые повозки Гостомысла, изрубив всю охрану. Можно было только представить, с каким рвением они атаковали бы повозки с золотом. Может, и пяти десятков воинов не хватило бы отбиться, а он почти треть отправил назад с Ладой. Ну, а что ему оставалось делать? Не бросать же девушку одну на лесной дороге. И так от греха едва уберег.
Но, вспоминая голубые глаза молодой боярыни и гибкий стан, Евпатий очень скоро впал в несвойственную ему задумчивость и стал тормозить продвижение обоза, который поневоле двигался с его скоростью. Он вдруг потерял всякий интерес к Чернигову и ратным делам, даже перестал смотреть на
