следующий день я понял, что зря развязал язык: Эфра перестала со мной разговаривать. Она вообще замолчала. Добровольная немота продлилась около двух месяцев, после чего Эфра вошла в мой кабинет и как ни в чем не бывало спросила: «Папа, тебе звонят из издательства. Тираж распродан, они будут делать допечатку. У тебя нет возражений?» В Эпидавре перед трезенской трагедией вышла моя книга: «Язык и право: актуальные проблемы взаимодействия». Ты меня простила, хотел спросить я – и побоялся. Это был четвертый раз, когда я испугался, девочка моя; четвертый и, пожалуй, самый страшный из всех…
– Мы мешаем, – повторила Эфра.
Питфей и не знал, что весь его внутренний монолог уместился в две-три секунды. Вечность, сказал он себе. Будь это вечность, я бы не удивился.
– Мы мешаем, а значит, над нами висит угроза божественной мести. Над нами троими. Не над убийцами аватар – над тобой, мной и нашим мальчиком. И не смей говорить мне, что я здесь ни при чем! Ты вернешь мальчика домой? Велишь ему прекратить расследование?
– Нет.
Вот теперь Эфра молчала целую вечность.
– Принести тебе водки? – наконец спросила она. – Раз ты все равно не спишь…
– Принеси, – согласился Питфей. – И себе захвати.
5
Синид
Зябкое, мглистое утро вставало над Кекрополем.
Блеклая, как с похмелья, заря не могла пробиться сквозь пелену обложных туч. Шерстистый войлок гасил краски, рассвет выцветал, не родившись, и мир оставался монохромным, лишь неохотно светлел на востоке в прорехах меж темными остовами многоэтажек окраины.
Ритмичное чмоканье кроссовок по сырому асфальту разносилось на добрый квартал. Вряд ли бегун-одиночка привлек чьё-нибудь внимание. Большинство кекропольцев еще видело девятый сон, а те, кто волей злой судьбы продрал глаза в несусветную рань, плевать хотели на маньяка здорового образа жизни. Разве что отпетый брюзга буркнет спросонок: «Неймется дураку! Хороший хозяин в такую погоду собаку из дому не выпустит…»
На подъездной дорожке к своему дому Синид перешел на шаг. Открывая входную дверь, он не задержался ни на миг. Ювелирно точным движением вогнал ключ в замочную скважину, провернул с масляным щелчком; дверь распахнулась одновременно со следующим шагом, пропуская хозяина в прихожую. Инспектору нравились ритм и непрерывность, непрерывность и ритм. Их волны, плавно накатывая, успокаивали нервы, растворяли в себе на манер динамической медитации.
В прихожей Синид сбросил ветровку и кроссовки, вогнал ступни в легкие спортивные тапочки, пружинистой походкой миновал коридор и, по-прежнему не задерживаясь, начал спускаться в подвал. Встроенные светильники над головой включались автоматически и гасли за спиной. Один пролет, другой, третий. Здесь инспектору пришлось задержаться, чтобы набрать код на цифровом замке. Тяжелая дверь мягко закрылась за его спиной. Загорелись вполнакала галогенные лампы, осветив спортзал, какому позавидовал бы иной фитнес-клуб средней руки. Сто двадцать квадратных метров – не многовато ли для одного? Синид считал, что в самый раз. Пол, выложенный плиткой из резиновой крошки, лоснился в свете ламп. Собранные на креплениях, без клея, светлые и темные плитки образовывали орнамент из ромбов, тянущихся рядами. Справа от входа часть зала была аккуратно застелена гимнастическими ковриками. Штабелек матов, стойки с гантелями и грифами штанг, шведская стенка, турник, брусья. Боксерский мешок на сто десять килограммов, круглая пузатая груша…
Тренажеры.
К трекерам, сайклам и степперам инспектор относился с пренебрежением, предпочитая бегать, считать ступеньки и крутить педали «живьем». Другое дело – «силовики». Матово-темная «психея» с узким выступом неожиданно удобного сиденья; спаренный блестящий «дромос», смахивающий на хайтек- виселицу; кресло астронавта – тренажер многопозиционного жима…
И двойная звезда коллекции: пара универсальных мультистанций-трансформеров на двадцать четыре программируемых режима – вдвое больше, чем у базовой модификации Bryareus NS4000. Два агрегата-близнеца застыли в семи шагах друг напротив друга: техногенные монстры-пауки изготовились к поединку, ощетинились хелицерами рукояток и рычагов, педипальпами штанг и кронштейнов. Глухая чернота резиновых накладок стильно контрастировала с хирургической белизной каркасов. Начинку трансформеров – сложную механику, электронику и мощные, почти бесшумные электромоторы – скрывали высокие центральные кожухи, похожие на обелиски из шлифованного графита.
Остановившись у ближнего «паука», Синид любовно огладил разводные рычаги, задержал ладонь на упругой бархатистой резине рукояток – и уселся на сиденье. Развернул к себе консоль с пульт-дисплеем, приложил большой палец к папиллярному идентификатору. На дисплее загорелась россыпь глаз – восемь зеленых индикаторов.
Механический голос был безукоризненно вежлив:
– Добро пожаловать в систему, хозяин.
– Голосовое управление!
Произнеся команду, Синид коснулся сенсора на пульт-дисплее.
