матери бросятся защищать детей, мужья помогут, а на помощь могут прибежать из соседних деревень… Вожди родов и клана не могут позволить людям даже Высших Лордов вот так убивать без оповещения мирных жителей своих сел. Тут же бросят в бой отряды телохранителей, соберут войска… Потому нужно было вырезать всех жителей тайком вместе с младенцами и тут же вернуться.
Михаил сказал в нетерпении:
– Понятно, потому отряд такой большой. Чтобы все сделать как можно скорее и без особого шума. Но… почему?
Азазель оглядел их очень серьезными глазами, вздохнул.
– Мир меняется… Да, трюизм. Везде меняется, даже здесь. По мелочи, по мелочи, а по-о-о-отом…
– Пришло время потома? – спросил Михаил.
Азазель взглянул по сторонам, снял со спины рюкзак и с облегчением уронил под ноги.
– Привал!.. Поспим, завтра день будет трудным.
Обизат сказала измученным голосом:
– Я не устала…
– Зато Мишка едва на ногах держится, – сказал Азазель. – Все, отдых, короткий перекус, короткий сон, с утра марш-бросок до цели.
– Какой цели?
Азазель сказал важно:
– Прибудем, все расскажу. А то вдруг Обизат засланная шпионка?
– Обизат, – сказал Михаил быстро. – Не убивай его, у него такое странное чувство юмора. Потом убьем.
Обизат, гневно раздувая красиво вырезанные ноздри, вдвинула кинжал обратно в ножны и надменно отвернулась. Михаил бросил на землю плащ, Обизат послушно легла, а когда Михаил опустился в двух шагах, вместе с плащом перебралась к нему ближе, устроилась, прижимаясь горячим телом, опустила голову ему на широкий бицепс.
Михаил застыл на мгновение, но вспомнил укоризненный взгляд Азазеля, осторожно накрыл ладонью ее плечо, узкое, горячее и плотное.
Обизат счастливо вздохнула и закрыла глаза. Через мгновение Михаил ощутил ее мирное и равномерное сопение. Задние лапки легонько дернулись, по ним пробежала дрожь, словно в испуге удирает от кого-то.
Он погладил по ее плечу, она перестала вздрагивать, счастливо вздохнула и, не просыпаясь, прижалась плотнее, словно щенок к большой и всемогущей маме, что все знает, все умеет и от всего спасет.
Утром он проснулся от немелодичного вжиканья, это Обизат села в сторонке и, вытащив оба клинка, любовно проверила острия обоих, лезвие одного любовно протерла тряпочкой, по другому с азартом водила точильным камешком.
Азазель вынул из рюкзака бутерброды, один подал Обизат. Она взяла без боязни, но с настороженностью, готовая отшвырнуть в любой момент, если он вдруг нападет или укусит за палец.
– Странный запах… Что это?
– Еда, – сообщил Азазель. – С ароматизаторами и красителями. Но есть можно. Смотри, Мишка ест!.. Правда, он все ест, доверчивый…
Она, поглядывая на Михаила, осторожно надкусила, прожевала, вслушиваясь в ощущения, Азазель подмигнул, она ответила сердитым взглядом, но остальное съела быстро и уже без колебаний.
– У вас этим питаются?
– У людей? – уточнил Азазель. – В том числе, милая, в том числе.
Она села рядом, тихая и послушная, смотрит на Азазеля точно так же, как и Михаил, ждет рассказа насчет их таинственной миссии и не спускает взгляда с его рук, когда он вытащил из рюкзака что-то совсем уж непонятное в странных прозрачных мешочках, а затем вынул из них непривычного вида еду, от которой пошел зовущий запах.
– Подогреть? – спросил он деловито.
Михаил не ответил, Обизат не решилась раскрыть рот, а на сухой земле вспыхнул по щелчку пальцев Азазеля огонь, Михаил так же молча разложил на плоских камнях бутерброды и широкие ломти мяса, вытащил бутылки с квасом.
– Обизат, – сказал Азазель, – садись, ешь. Если не отравишься, то и мы потом поедим. Пластик не ешь, это упаковка… Хотя тебе, наверное, можно. Ладно, ешь, хочу посмотреть.
– Азазель, – сказал Михаил с упреком.
Азазель сказал со вздохом:
– Ладно, не ешь. Хоть это и вкусно, но некрасиво… для молодой девушки. Будешь старой – ешь все, тогда можно.
Обизат сказала с вызовом:
– Я никогда не буду старой! И всегда буду служить своему господину.
– Как молодость категорична, – сказал Азазель миролюбиво. – Узнаю себя! Я же молод и романтичен, а вот Мишка старый и скучный. И все время
