Система парашютов? Ну да, она могла демаскировать место приземления, однако спустя десять часов материал распадался, и остатки уносились ветром, и уже никто не мог обнаружить место, куда ухнула в снег капсула.
– Внимание! Мы прибыли на место с минимальным отклонением от заданной точки. Поздравляю вас с этим, – объявил Корсак, чтобы подбодрить стажеров.
– Спасибо, сэр, – сказал Сомак.
– Наша радость не знает предела, – пробубнил Ружон.
– Я запрещаю вам унылое нытье. Отстегивайтесь и начинайте выравнивать капсулу, у нас крен в восемнадцать градусов, это нужно исправить.
– Виброскопом? – уточнил Сомак.
– Да, возьми его в ЗИПах.
– А мне что делать? – спросил Ружон.
– Запускай на прогрев станцию дистанционной диагностики.
– А что здесь можно диагностировать?
– Аппаратуру, дружочек! – усмехнулся Корсак. Он понимал, что в представлениях стажеров затащил их в какую-то пустыню, где никто никогда не жил и даже не появлялся. Им и в голову не приходило, сколько железа было разбросано по вершинам здешних сопок.
Причем не только его – Корсака – железа, но и приборов контрнаблюдения службы безопасности базы «Ямато».
О некоторых из этих станций Корсак знал, но он не трогал их, чтобы не обозначить свой интерес раньше времени. Достаточно было знать, какое оборудование охраняет подходы к базе, чтобы сделать его неопасным.
Зажужжал виброскоп, и один из дальних углов пополз вниз.
Майор дал Ружону знак, чтобы тот пока ничего не включал: ровное основание для работы электроники было так же важно, как для стрельбы артиллерийского орудия. Это Корсак знал из практики, хотя теоретически электронный блок можно было ставить как угодно.
Пяти минут хватило, чтобы укрытая в толще снега капсула выровнялась, и после этого стало возможным «поднять перископ», как выразился Корсак, и это почти что соответствовало сказанному, с той лишь разницей, что помимо оптического глазка наверх подняли и десятидюймовую сферу, набитую полутора десятками различных антенн, которые не требовали пространственного развертывания.
Снаружи это выглядело, как кусок смерзшегося снега, однако внутри него, помимо антенн, была вмонтирована сложная система магнитного охлаждения, чтобы перегревшийся блок не начал растапливать лед, становясь заметным для воздушной разведки врага.
– У меня все готово, сэр, – сообщил Ружон. – Мы можем приступать к дистанционному тестированию.
– Чуть позже. Надо подождать, когда температура антенного блока сравняется с внешней температурой.
– А мне что делать? – спросил Сомак. – Я выровнял паразитные углы.
– Верни прибор на место и начинай распаковывать оружие.
– Только свое?
Корсак с Ружоном обменялись взглядами, и стажер покачал головой.
– Чего ты башкой трясешь? – возмутился Сомак.
– Прекрати орать. Вскрывай все комплекты – нам нужна полная информация о состоянии дел. Оружие, патроны, бронезащита, средства связи. Все это лежало в упаковке на складах не один год, поэтому проверяй все.
– Понял, сэр.
– Еще жратва, – негромко добавил Ружон.
– Да, еще жратва! В смысле – сухпай! – повторил майор.
– Я понял, сэр. Все проверю.
– Запускать? – спросил Ружон.
– Давай.
Стажер включил блок, и тот начал посылать в эфир пробуждающие сигналы, заставлявшие спящие разведывательные блоки запускать собственные системы и выходить на рабочие режимы.
В двух шагах шелестел упаковками Сомак. Корсак опасался, что тот будет проявлять недовольство порученным заданием, однако стажер, похоже, увлекся работой и деловито разбирал скорострельные автоматы, пистолеты, сверял номера боевых частей гранатометов, уточнял даты выпуска спрессованных гиперкапсул походного пайка.
Наверху бушевала снежная буря, а внутри капсулы было тепло, работала система регенерации воздуха и приемная аппаратура фиксировала параметры далеких разведывательных узлов.
– По всему выходит, сэр, что мы можем попытаться перехватить местный радиоэфир! – сообщил Ружон. – У нас имеется весь перечень сигнатур кодирования.
