Принцесса с дурной репутацией

Я вопросительно поглядела на Оливию. Она успела сжевать целое кольцо копченой колбасы и сейчас посвистывала, мечтательно глядя в небеса.

— Красивая мелодия, — сказала я. — Откуда она?

Оливия оборвала свист и посмотрела на меня с крайним подозрением — мол, не издеваюсь ли я в отместку за ее шуточки насчет моей фигуры.

— Правда, красивая, — подтвердила я. — Кто ее написал?

Какое-то непривычное смущение тенью прошло по лицу моей герцогини.

— Ты? — ахнула я. — Ну, офигеть можно, как ты выражаешься! То есть я восхищаюсь вашим талан…

— Да ну тебя к дрынам, — смущенно пробурчала Оливия. — Талант, скажешь тоже. Мой папочка считает, что у калеки не может быть таланта даже подтирать себе задницу.

— Оливия, это песня?

— Ну да.

— Кончай нукать. Спой.

— Ага, а ты потом раззвонишь по всему замку. И все папашины нахлебники будут надо мной хохотать.

— Я не раззвоню. Я, конечно, подлое существо, но не до такой степени. Пой.

Оливия шмыгнула носом:

— Ладно. Это, в общем, под настроение. Можно под лютню петь или арфу.

Река лунного света, что без конца и края,
Однажды я поплыву по тебе.
И в сердце моем будет вечная радость,
И я сама стану лунным светом…
Две бродяжки, мы отправились посмотреть этот мир,
Ведь в мире так много нужно увидеть!
Мы доберемся до конца радуги,
И там увидим наше счастье,
Мой настоящий друг, река и я…

Я молчала до тех пор, пока не поняла, что молчание становится неприличным.

— Оливия, это очень красиво, честно! Я никогда не думала, что можно написать стихи без размера и рифмы, но вот — ты же написала…

— Такие стихи пишут галлыды, — отмахнулась Оливия. — Они называются верлибр — свободный стих. Папаша мой считает верлибр низким стилем, а я вот, видишь, взяла и написала.

— Вот и прекрасно! — вдохновилась я. — А еще у тебя верлибры есть?

— Ну, допустим. Но тебе читать не буду, даже и не проси! И не надейся! Это сейчас меня от солнца разморило, а в замке я тебе страшно отомщу за такую откровенность.

— Согласна, — кивнула я. — И если уж мне все равно отдуваться, скажи, кого ты подразумеваешь под настоящим другом?

— Не тебя, даже не надейся!

— Но ведь и не Юлиана? А может, это пшепрашамский кнежич Мильчик Кошакович, что еженедельно шлет тебе нежные письма, надеясь на брак и герцогское наследство?

— Ой, меня сейчас вырвет! Хоть кнежича не поминай! Фу-у! Люция, считай, что это мое поэтическое воображение. А может, это я сама себе лучший Друг…

— Нет, сама себе ты лучший враг.

— Тебе я тоже враг, не забывай. Подлый и жутко коварный. Когда я окажусь в непосредственной близости от моего костыля, твоя спина станет подтверждением этих слов.

— О да, избейте меня, жестокая герцогиня!

Хохоча сами не зная отчего, мы повалились на траву.

Святая Мензурка, как же хорошо было кругом! Какие нега и благодать разливались в воздухе! Какие ароматы струились от цветов и марлезонского