— Она хотя бы не из замка?
— Из замка. И в то же время как бы не из замка.
— Ты вообще где ее встретил?
— На скотном дворе. Она давала корм свиньям.
— То есть она здешняя свинарка?
— То-то и оно, что нет. Я позже наводил справки, описывал ее — никто такую девушку здесь ни разу не встречал. И потом. Она сыпала свиньям корм из большой корзины, блестевшей, как золото. Она была одета в легкие розовые шелка, которые развевались вокруг ее точеной фигурки. У нее были волосы золотые и искрящиеся на солнце, как свежевыпавший снег, а глаза голубые, словно сапфиры. На ее прелестных ножках сверкали стеклянные туфельки, она игриво подталкивала ими свиней…
— Стеклянные туфельки? Тогда все понятно… Портвейн, жара, тяжелый труд. Это ты сандрильонку словил.
— Кого?!
— Чернь называет ее Золушкой. Это такое видение, понимаешь? Когда слишком много выпьешь, или траванешься грибами, или накуришься какой- нибудь гадости… Себастьяно, отныне тебе нельзя пить ничего, кроме яблочного компота. Раз уже начались похмельные видения…
— Да, но сейчас я трезв!
— И что?
— Вот это!
И Себастьяно бережно вынул из кармана своего камзола стеклянную туфельку размером с мою ладонь.
— Если она — похмельное видение, откуда тогда на скотном дворе я обнаружил эту туфельку?
— А вот это требует уже серьезного разговора, — сказала я, понимая, что вторженец все-таки вторгся. — Идем в библиотеку.
— Зачем?
— Там есть приборы, позволяющие исследовать разные предметы под сильным увеличением. Типа такие увеличительные линзы. Я хочу изучить эту туфельку.
— Идем.
Никто не встретился нам по пути. В библиотеке Себастьяно зажег свечи в двух канделябрах, мы немного побродили туда-сюда по огромному помещению, отыскивая нужный стол, и нам повезло.
— Вот, — я указала на странноватый прибор, блеснувший рядами выпуклых линз и зеркал. — Называется микроскоп.
Мы поставили канделябры так, чтобы микроскоп был достаточно освещен. Под линзы мы подвели каблучок туфельки и по очереди принялись смотреть в окуляр.
— Ну что? — нетерпеливо спрашивала я.
— Ничего. Совсем ничего. Не понимаю, — пожал плечами Себастьяно. — Абсолютная прозрачность.
— Это в мозгах у тебя абсолютная прозрачность. Пусти, я посмотрю.
Я прикипела к окуляру, в то же время крутя ручку регулятора четкости.
Поначалу я тоже ничего не увидела. То есть абсолютная прозрачность. Тут мне в голову пришла идея развернуть линзы и зеркала под другим углом.
— Ой, — выдохнула я.
Туфелька была не просто туфелькой. Она состояла из множества живых клеток — я видела их ядра, вакуоли, усики, оболочки и что там еще нам рассказывали на уроках зоологии! То, что казалось нам стеклом, на самом деле было некой органической субстанцией! Живым организмом!
Я выпрямилась и, держа в руках туфельку, растерянно посмотрела на Себастьяно.
— Что? — расширил глаза он.
— Это не просто туфелька. Это живое существо. Состоящее из живых клеток.
— Не свисти. Этого не может быть. Живые существа не выглядят, как женские туфли на каблуках-шпильках.
Но я уже не слушала его. Я порылась в ящике стола, на котором стоял микроскоп, и отыскала молоток. Чему вы удивляетесь? В каждой приличной библиотеке должен быть молоток. И коробка с лекарствами первой необходимости, кстати. Библиотека — это вам не вздохи на скамейке. Это место повышенного душевного и физического травматизма.
Я поставила туфельку на стол, прицелилась и крепко вдарила молотком по острому изящному мыску, украшенному прозрачным бантиком.
— Нет! — взвизгнул Себастьяно.
Честно говоря, я тоже надеялась, что туфелька просто разлетится мелкой стеклянной пылью после такого удара. И то, что я увидела в микроскоп, — всего лишь последствия долгого похмелья после портвейна.
Туфелька уцелела. А вот молоток у меня в руке раскалился докрасна. Я отбросила его, и, не долетев до пола, он просто рассыпался белым
