общем, чердак был полон роскоши, которой самое место было на помойке.
Оливия деловито рылась в мусоре костылем.
— Из этого можно составить историю семейства Монтессори. Ты что-нибудь интересное нарыла?
— Колокольчики, вазу и здоровенную шкатулку, вон ту. Сердце мне подсказывает, что непростая это шкатулка.
— Согласна. Эй, малый!
Оливия костылем притормозила бег плечистого пацана с запыленным лицом. Тот взбрыкнул, как оскорбленный рысак.
— Я не малый, я князь Шеварнадзе!
— Гость?
— Да!
— Тогда паши. Перед тобой герцогиня Монтессори. Бери вон ту шкатулку и следуй за мной. Люци, надеюсь, колокольчики и вазу ты допрешь сама.
— А то, — согласилась я. — Своя ноша не тянет.
Артефакты припрятали у меня в комнате под кроватью, и тут как раз прозвучал гонг, созывающий всех к обеду.
О, это был незабываемый обед! Без всякого чинопочитания, елейных улыбок, реверансов и прочей аристократической чепухи. Высокородные гости, едва умывшись и причесавшись, накинулись на суп с клецками, жаркое, оладьи с горячим сыром, тушеную рыбу так, словно это была последняя трапеза в их жизни. И разговоры за столом были самые непринужденные, веселые и задорные. Все-таки труд сближает людей!
После обеда Фигаро пригласил всех отдохнуть в оранжерее с бокалами легкого напитка, секрет коего был известен лишь ему одному. Напиток невероятно бодрил, возвращал утраченные силы и повышал настроение. Мы с герцогиней тоже хлебнули, возвеселились душой и принялись кидаться друг в друга плодами декоративного хмеля, хихикать и дурачиться.
Дзенькнула дверь оранжереи — и веселья как не бывало, все напряглись. В оранжерею вошел маркиз Фра Анджело. Инсектоид, короче.
— Дамы и господа! — сжав передние лапки в зеленых кружевах, заговорил он. — Мне отрадно видеть ваше рвение и пыл, связанные с приближающимся торжеством.
— Мы приложили все усилия, маркиз, — за всех поклонился Фигаро. — Нашему поместью оказана высочайшая честь.
— У вас еще два дня. Помните, что вам следует мудро распределять свои силы, оставить время для того, чтобы привести себя в порядок, надеть лучшие платья и так далее. Я уже был на крыше. Работа выполнена прекрасно. Его Высокоблагочестие будет доволен. Полагаю, что и вопрос питания…
— Практически решен, маркиз, — молвил Фигаро. — Как только будет убран чердак, мы сервируем угощение и для Его Высокоблагочестия, и для свиты. Через полчаса на крышу принесут плетенки с яйцами, как вы указывали в своих рекомендациях. Погоду обещают солнечную, так что к визиту Его Высокоблагочестия яйца начнут тухнуть.
— Замечательно. Да, я еще хотел отметить, что все эти украшения из бумаги — очень мило. Его Высокоблагочестие любит труд детских ручек. Ему понравится.
— Мы не дети, — на грани слышимости прорычала Оливия. — Так и разбила бы ему череп костылем!
— Только не это, — одними губами проговорила я. — У него не череп. Он кузнечик. Неизвестно, что из него брызнет…
— Да знаю, — отмахнулась Оливия.
Маркиз ретировался. Через некоторое время со всех спало оцепенение, Фигаро подал еще напитка, и общее воодушевление продолжилось в активном труде.
К вечеру все были обессилевшие. Слуги сервировали ужин на свежем воздухе, снова были поданы плотные, насыщенные блюда, в изобилии имелось сыров и колбас. Фигаро и Сюзанна всех благодарили. Вассалы, что оставались в замке и без всяких капризов помогали, решили развести костер — большинство мусора, снятого с чердака, прекрасно в нем горело. Тут кто-то из баронетов вспомнил отроческие годы, обучение в колледже и предложил запекать в углях картошку — по его словам, божественное блюдо.
Мы с Оливией сидели на старой войлочной кошме, жевали ту самую картошку, посыпанную солью и душистыми травами, помалкивали и смотрели в стремительно чернеющее небо. Там начинался хоровод звезд, ярких и не очень, алых и синих, голубых и бледно-изумрудных. Там, среди бархатной тьмы, были тоже вселенные, были миры, где жили свои Оливии и Люции и, может быть, даже инсектоиды… Я подумала вдруг, что это на самом деле очень страшно — лететь среди черной бесконечности неизвестно откуда, неизвестно куда… Я поняла, что никогда, ни за какие коврижки не покину свою Планету. Я вырасту, поступлю в школу мичманов, сделаю карьеру на корабле и, когда стану капитаном, возьму с собой Оливию в кругосветное путешествие. По вечерам, когда океан тих, а команда в кубрике слаженно поет «Прощай, любимый город», мы с Оливией будем сидеть на шканцах, потягивать бахрейнский портвейн и говорить о том, какими глупыми девчонками мы были. А Себастьяно… Стоп! При чем здесь Себастьяно? Ему совершенно не место в моих грезах!
По тихому храпу у плеча я поняла, что моя герцогиня задремала. Аккуратно взяв у нее тарелку с недоеденной картошкой, я подхватила Оливию на руки. Это только казалось, что она тяжелая, неловкая, неудобная. У меня на руках она была уютной, как котенок. Я понесла ее к замку, кто-то шел за мной
