Глава первая
Лорд протектор
За столиком из благородного темного дерева, украшенного искусной резьбой, сидел человек. Перед ним лежала раскрытая шахматная доска с расставленными на ней фигурами. Уныло-желтые и доска, и фигуры были совершенно обычного вида и решительно не подходили к величественному интерьеру комнаты. Да и комнатой это помещение назвать тоже было нельзя. Более всего подошло бы определение «зала». Именно «зала», со старинным окончанием на «а». Хотя даже и оно было бы не совсем правильным.
Интерьер комнаты больше всего напоминал внутреннее убранство какого-нибудь готического собора. Пилястры, колонны и арки величаво возносились вверх и терялись где-то в сумраке готических излишеств, там, куда и свет-то не доходил и где царил вечный полумрак. Но не потому, что не хватало освещения. Наоборот, нездоровая любовь хозяина к излишествам прослеживалась и здесь. Светильников было столько, что для любого другого нормального помещения их был бы даже переизбыток. На позолоченных и бронзовых цепях, спускавшихся из таинственного полумрака, висели гигантские хрустальные люстры, которые могли бы украсить любой европейский дворцовый интерьер. Навстречу им высились напольные золоченые канделябры, изливавшие снопы хрустального света. Где только было возможно, каменные стены украшали гобелены тончайшей выделки, представляющие, как им и положено, сцены из жизни королевских дворов и династий. Полотна европейских мастеров покрывали стены там, где им это позволяли отступавшие в сторону шпалеры, а пол помещения был устлан восточными коврами.
Мебель соответствовала окружающей обстановке. По большей части это были массивные деревянные предметы, украшенные обильной резьбой и инкрустацией. В каменных нефах и альковах высились громадные книжные шкафы, на полках которых теснились старинные фолианты. Каждый из шкафов и сам походил на готический собор в миниатюре. Диваны и кресла всевозможных стилей, эпох и стран объединял лишь один признак — роскошь.
Мужчина, склонившийся над шахматной доской, был одет в белую рубашку, расстегнутый ворот которой оттенял развязанный галстук-бабочка темно-серого цвета. Черные брюки и лакированные черные туфли завершали его гардероб. В кресле напротив лежал небрежно брошенный смокинг. Рядом с шахматной доской на столике разместилась хрустальная ваза со льдом и стакан с остатками виски. Еще привлекала внимание странная серебряная ваза в виде равностороннего креста, в которой одиноко стояла бордовая роза.
Помимо дешевой шахматной доски, интерьер портил еще и телевизор. Правда, был он не совсем обычный и явно не дешевый. Параболически изогнутый плазменный экран, как горизонтальный срез спутниковой антенны, парил в воздухе, поддерживаемый невидимыми тросами, спускавшимися из-под потолочья. При этом экран беспардонно загораживал огромное, практически во всю стену полотно «Ночной дозор» Рембрандта.
То, что человек, склонившийся над шахматной доской, был хозяином этого помещения, не вызывало никакого сомнения. Тысячи незаметных деталей, сливаясь воедино, безошибочно указывали на это. Вся его поза, казалось, говорила сама за себя: «Наконец-то я дома! Пришел после торжественного приема и вот теперь могу спокойно расслабиться на диване, за стаканом виски и любимой игрой».
Это предположение подтверждало и полное игнорирование роскоши, которая его окружала. Любой человек, окажись он в этой зале на правах посетителя, пусть даже и не в первый раз, не сидел бы, уткнувшись в шахматную доску за сто пятьдесят рублей, а крутил головой, разглядывая сокровища, сотворенные в разные эпохи человеческим гением, которые какой-то несчастный случай свалил в одну кучу, бравируя безвкусицей.
Параболический экран проецировал видеоряд, создавая почти идеальное, даже не трехмерное, а голографическое изображение. Мелькали кадры репортажа корреспондента Би-би-си из какой-то бесконечно нищей африканской страны. Дистрофичные дети со вздутыми животами с пугающей достоверностью толпились мерцающими гоблинами всего в нескольких метрах от шахматиста, который не обращал на них никакого внимания и, судя по выключенному звуку, обращать его в ближайшее время не собирался.
Но его отвлеченность от внешнего мира казалась напускной. Как только из сумеречных глубин зала выступила фигура мужчины, который бесшумно приблизился и остановился у него за спиной, человек сразу же поднял голову от доски.
— Я надеюсь, вы принесли еще виски, Найджел? — вальяжным тоном, не поворачиваясь, вопросил шахматист.
Пришедший был с пустыми руками, что его, впрочем, совершенно не озадачило. Слегка наклонив голову и игнорируя вопрос, Найджел лишь тихо произнес в ответ:
— Сэр, в направлении семнадцать-восемьдесят семь возникли… — он замялся, как бы подыскивая подходящее слово, — вопросы.
— И что же это за вопросы, Найджел, на которые вы, по всей видимости, пока не имеете ответов? — отозвался хозяин, не меняя позы и тона.
