прицепил и двинул домой. Уже к трём часам подходил к замёрзшей переправе, до наступления темноты оставалось около часа, когда меня окликнули:
– Саша, подожди!
Обернувшись, я опознал нашу почтальоншу. Писем не было, та газеты и журналы разносила, а так как мы были подписчиками, то и нам принесли.
– Как хорошо, что я тебя встретила, лишнюю тяжесть сниму, – пыхтя, пытаясь отдышаться, сказала та и закопалась в сумке. – Так, вот держи «Труд» для деда. «Крестьянка» для мамы, «Мурзилка» и «Крокодил» для сестёр и братьев, и твои «Молодая гвардия» и «Известия Всесоюзного географического общества».
– Ага, – осматривая свежие номера, кивал я, принимая журналы и газеты.
Почтальонше было некогда, много почты разносить, так что, попрощавшись, она заспешила, а я, убрав журналы в санки, двинул дальше. Поднявшись на противоположный склон реки, вышел на нашу улицу и наконец рассмотрел наш дом. Дед на дежурстве, за малышней скоро в садик, дома бабушка и сёстры с братьями. Они-то меня и встретили. С восторгом и визгом. Отдав им журналы, я разгрузил санки и все свои вещи разложил по местам. Трофеи – в тайники. Оружие – в оружейный шкаф, вечером почищу, когда из музыкалки вернусь. Успевал в неё. За полдником без подробностей описал, что делал эти три дня в дивизии отца, и показал карту стрелка и оба дивизионных боевых листка. Хвастаться, так уж хвастаться. Цифра всех шокировала.
Отдыхать я не стал, мне эти три дня нужно наверстать. Поэтому сразу после полдника, переодевшись и велев Марине затопить баню на вечер, побежал учиться. А вечером с Мариной я занялся уроками. Та показывала, что они за эти дни прошли. Мы почти до полуночи просидели, но пройденный учебный материал я получил. А это нужно. Пропускать же так долго школу я больше не планировал. Завтра, в субботу, последние уроки – и начинаются десятидневные осенние каникулы. Так что отучусь и скатаюсь в Горький, как и планировал. Вот только надо подумать, как ехать. Что без сопровождения – это понятно, мы с мамой на эту тему уже серьёзно поговорили, и она меня отпускала, доверяла, знала, что я не пропаду, опыт немалый. Дед ехать не мог, на такой большой срок подменить его некому, а он новичок, не хотел давать повод о себе плохо думать. Мама и Таня учатся. Так что еду один.
Как лёг спать, даже и не помню, моментально вырубился. Главное, домой вернулся, что хотел – сделал, а дальше уже посмотрим, тем более у меня были планы на ближайшие дни.
Чуть не отлетев в сторону от толчка – какой-то невысокий живчик нёсся мимо с мешком на плече к подходившему поезду, – я восстановил равновесие, проверил сидор за спиной – цел, не порезан, в карманах тоже порядок, – и энергично зашагал дальше. Сегодня была суббота. Мы отзанимались, и всё – начались каникулы. Вернувшись из школы, я собрался: деньги, о которых никто не знает, оружие, запас провианта, документы на дом, ну и вырезки из газет, чтобы опознали, и направился на Ярославский вокзал. Кстати, когда я собирался, то узнал от бабушки, что Константин Львович заходил, срочно искал меня. Узнав, что я ещё в школе, рванул туда, но, похоже, разминулись по дороге. Меня это не особо трогало: исключили меня из программ – так исключили, больше никакого отношения к ним я не имею, сами от меня отказались, да и поездка у меня на носу. Что, мне всё бросать? Вот я и не бросил.
На вокзале ни о каких билетах и речи не шло, народ набивался в поезда только так, милиционеры с трудом сдерживали их. Такой ажиотаж был понятен: все в Москве знали, что немцы на подступах. Паники как таковой не было, но народ бежал. Поезд замер, и машинисты засуетились, заправляя его углём и водой. Посмотрев, как люди штурмуют вагоны, я покачал головой и, свистнув лаек, чтобы не отставали, направился к голове поезда. Да, поехал я с Волком и Баламутом. Так-то последнего звали Смелым, но из-за частых ситуаций, в которые попадал этот пёс ещё щенком, к нему намертво приклеилось это прозвище, да и сам он на него откликался. Винтовку в чехле я закрепил на вещмешке, заполненном до отказа, тяжёлый, меня аж мотало, когда я всё на себе нёс. А как иначе, тут и посуда мне с псами, пропитание, одеяло сверху привязано, боеприпасы, пятьдесят патронов к винтовке и двадцать к револьверу. Обменный и подарочный фонд ещё был. Да много что нужного. Я планировал под Горьким по лесам походить, изучить, если повезет – поохотиться. Поэтому и лаек с винтовкой взял, не только развеяться.
– Здорово, братцы.
На моё приветствие обернулись оба чумазых машиниста.
– И тебе здравствуй, – степенно сказал старший из паровозной команды, пригладив роскошные будённов-ские усы. – О, а я тебя знаю. Сын мой всё тобой восхищается. Поляков. Я прав?
– Он самый. Мне в Горький нужно, дня на три-четыре, потом обратно. А в вагонах, сами видите, какая давка. С вами реально прокатиться? Я заплачу и за себя, и за псов.
– Ещё чего вздумал! – возмутился старший. Я уже думал, что всё, облом, как он добавил: – Деньги еще брать! Так поедешь. Только смотри, у нас жарко и тесно. И псов своих попридержи, чтобы не кусались.
– Ничего. Мы в уголке как-нибудь.
– Ну давай тогда, залезайте, пока никто не смотрит.
Скорее тот шутил: и милиционеры на нас поглядывали, и трое рабочих из местных, что помогали в заправке паровоза. Забравшись сам, я свистнул псов, которые явно опасались пышущего паром паровоза, но всё же внутрь запрыгнули. Я расстелил им в стороне одеяло, положил рядом вещмешок и устроился рядом. Получилось так, что те лежали между стенкой и мной.
Постоял поезд у перрона ещё минут двадцать, после чего тронулся с места.
