повсюду припрятаны. Нам кажется, что это какие-то руины, а на деле Хранителям без них ни туда ни сюда!
– Только Йонасу про это не говори, – посоветовал Брайон. – Йонас слышать не желает никакой чепухи про магию и Хранителей. Он думает, что это признак слабости Пелсии – держаться за какие-то там сказания. Земные, ощутимые вещи – вот основа всему!
Клео все думала о каменных колесах. Глупая сказка, конечно, но сколько очарования!
Сколько подобных сказаний, передававшихся из поколения в поколение, могли все-таки содержать в себе зерно истины? Со стороны Йонаса наивность – начисто отметать подобные истории. Клео ведь однажды повстречала, сама того не зная, ссыльную Хранительницу. И волшебные зерна в руке держала… Магия временами оказывалась гораздо ближе, чем можно было предполагать.
Вот бы у Клео был сейчас ее перстень! Как она сглупила, спрятав его в стене! Перстень был слишком ценен, чтобы расставаться с ним.
Клео уже было собралась спросить Тароса, не слыхал ли он о таких кольцах и не передавались ли в его семье какие-нибудь истории о Родичах. Но тут что-то почти физически обожгло ей щеку. Она подняла голову и заметила Лисандру, сверлившую ее взглядом с другой стороны лагеря.
– Она все еще ненавидит меня, – вздохнула Клео.
Мысль об этом была по-настоящему удручающей. После их первоначальной перепалки принцесса понадеялась было, что Лисандра переменит свое мнение о ней, хотя бы частично. Они обе пережили потери, познали боль. И это их связывало, пусть даже Лисандра нипочем не желала этого признавать.
А если уж говорить совсем откровенно, Клео завидовала свободе Лисандры. Жить среди мятежников, выглядеть такой раскованной и бесстрашной… Чудеса, да и только!
– По-моему, Лис ненавидит вообще всех, – сказал Брайон, глодая и так до блеска облизанную косточку, оставшуюся от ужина. Онория сопроводила его слова негромким смешком, а Брайон продолжал: – Даже меня, можете мне поверить! Правда, я, кажется, постепенно ее завоевываю. Медленно, но сдвиги есть. Погодите, она еще влюбится в меня по уши! Ты, принцесса, просто не принимай все на свой счет.
Клео положила себе постараться. А вслух, набрав полную грудь воздуха, спросила о том, что ее действительно волновало:
– А про дорогу какие-нибудь новости есть? Король не остановил стройку? Известно что-нибудь о рабах?
Брайон отвел глаза и уставился в огонь.
– Какая ночь сегодня погожая…
– Йонас будет повторное письмо посылать?
– Звезды, луна… Красота, да и только!
– Правда, красиво, – согласился Тарос. – Вот только комарье прямо кусочки от живого тела откусывает!
И он звонко шлепнул себя по плечу, прихлопнув очередного кровососа.
Клео похолодела.
– Ничего ведь не случилось? Или как?
Онория промолчала, упорно не глядя ей в глаза.
Брайон вновь сунул палку в костер и стал ворошить угли.
– Не-а, – сказал он. – И честно, сомневаюсь, что случится.
Некоторое время Клео безмолвно смотрела на него.
– Я же говорила Йонасу, что дело это гиблое. Король вовсе не жаждет получить меня обратно. Или хочет, но не настолько, чтобы выполнить требования смутьяна. Свадьба ему не так уж необходима… как и я сама!
– Ну, на этот счет можешь не волноваться, – встрял Тарос, за что тут же и получил по сердитому взгляду от Брайона и Онории. – И что? – возмутился мальчишка. – Почему у нее нет права знать?
У Клео сердце сжалось.
– Знать о чем?
Брайон с мрачным видом передернул плечами:
– Йонас не хотел, чтобы я тебе говорил…
Клео схватила его за рукав и заставила повернуться к себе:
– Тогда ты тем более должен мне рассказать!
– Король Гай разослал сыскные отряды. Ищут тебя. Они уже перевернули весь Оранос и всю Пелсию – из края в край.
– И что же?
– И повсюду за ними остается кровавый след. Расправляются со всеми, кто хотя бы неохотно отвечает на вопросы. Людей убивают, чтобы показать остальным: король настроен серьезно и хочет найти тебя как можно скорее. Так что он очень даже хочет вернуть тебя и вовремя справить свадьбу сына. А осталось всего десять дней. Но отпустить ради этого рабов со своей Кровавой дороги? Боюсь, нет… – Голос Брайона становился все тише. Поднявшись, он стал тушить костер, закидывая пламя землей. – Так что, думаю, принцесса, ты здесь навсегда. Добро, так сказать, пожаловать в новый дом…
