В арьергарде колонны пристроились три телеги. Третью я докупил вчера, вспомнив о том, что существует такая вещь, как походная кухня. Оборудовали ее впопыхах и наверняка коряво.
Руководить гужевым транспортом пришлось недикой части отряда. К счастью, Тири прекрасно ладила с лошадьми, но все же пришлось приглашать одного из горожан, чтобы разобраться во всех этих шлеях, постромках и подпругах.
Теперь передовой телегой, которая отдаленно напоминала полевую кухню, управляла Тири, второй – гном, а третьей – Лек. Себе я отвел место ближе к кухне. Увы, от начальства, как и от самого себя, в данном случае далеко не убежишь.
Дождавшись, когда конная полутысяча окончательно покинет город, а длинный обоз пристроится ей в хвост, я окликнул Медведя и широким жестом махнул рукой в сторону пылившего обоза.
– Манипула! – заорал Медведь. – Шагом марш! Запевай.
Ну, они и запели, да так, что залаяли все собаки ближней части пригорода, а может, и дальней.
На первый взгляд все было очень неплохо. Три дня мы споро двигались за медленным обозом полутысячи, боевая часть которой ушла далеко вперед. Терпимый темп марша давал нам возможность время от времени делать остановки и проводить короткие тренировки. С каждым разом маневры как отдельных центурий, так и манипулы проходили все лучше и лучше. Также легионеры сильно прибавили в метании дротиков. И все же беспокойство не покидало меня. Недавний бой показал, что вся эта идиллия может расползтись по швам под первым же ударом противника.
Я с опасением ждал момента, когда манипула доберется до линии фронта, но неприятности начались раньше. Через двое суток мы добрались до очередного городка на берегу Зуры. Он находился в излучине, где в реку впадал крупный приток. Если я правильно прочел купленную гномом карту, мы вступили в район под названием долина Тысячи рек. На карте это выглядело, как очень кучерявое дерево: корень – это дельта Зуры, ствол – ее русло, а кружево большого количества рек, речушек и родников, впадающих в Зуру, – крона.
Именно здесь нас поджидало пополнение и, как оказалось, моя новая головная боль. Возле городка находился лагерь диких. Но, в отличие от нашего лагеря, это было поистине дикарское становище. Большая часть зеленокожих расположилась прямо на земле, и лишь немногие собрали себе укрытия из всяческого мусора. На первый взгляд зеленокожих было не меньше двух сотен. Мой уже привыкший к относительной дисциплине подчиненных взгляд раздражал вид воплощенной анархии.
Заметив родичей, мои легионеры побросали скутумы и с радостными воплями побежали здороваться. Точнее, так поступила большая часть диких. На месте остались все центурионы и половина декурионов. Кот за миг до этого приступа анархии успел свистом подозвать к себе разведчиков. Удивили штурмовики. Они лишь покосились на Утеса, который, в свою очередь, посмотрел на Медведя. Этой цепочки взглядов хватило, чтобы декурия здоровяков осталась на месте в полном составе, хотя парни нервно топтались на месте.
Ладно, сделаем вид, что все нормально, но уколоть моего старшего центуриона не помешает:
– Медведь, распускай манипулу. Пусть пообщаются с родичами. Но до заката лагерь должен стоять, а центурии – собраны для вечерних тренировок и ужина. В лагере не должно быть ни одного постороннего. Мне не хотелось бы считать, что я ошибся в твоих бойцах.
– Посторонних не будет, вождь, – истово грохнул кулаком в грудь Медведь и быстро пошел к чужому лагерю, где воцарился настоящий птичий базар.
Надеюсь, его увечье не станет причиной неосторожных слов чужих диких, а значит, крупных неприятностей. Впрочем, вряд ли – Утес быстро пристроился за своим кумиром, а штурмовики потянулись следом.
Гном начал размещать телеги на отмеченном флажками участке. Так было на всех предыдущих ночевках – либо барон оказался талантливым полководцем, либо просто работают вековые традиции доракской армии. Благодаря привнесенной из моего родного мира «новинке» в виде передвижной полевой кухни мы имели возможность готовить в пути, так что принялись ужинать сразу, как только разбили лагерь. Тири оказалась великолепной поварихой – каша, приправленная разными травами, получилась очень вкусной. Продукты нам выделили из армейского обоза, правда, доракский коллега Турбо долго ругался, не понимая, зачем нам продукты в начале марша, а не в его конце. И на него совершенно не произвела впечатления возможность готовить пищу прямо на ходу – похоже, сказывалась косность мышления.
Чтобы не смотреть на то, как Медведь будет восстанавливать дисциплину, я направился за указаниями к лагерю конников, которые разместились с другой стороны городка. В очередной раз пожалел, что так и не освоил езду верхом, – пилить пришлось больше километра.
Увы, мои надежды на то, что барон решит спихнуть мне всех диких, не оправдались. Меня вообще не пустили пред его светлые очи – его светлость, видите ли, отдыхают.
Ну и пусть. Обратно в лагерь я не торопился. Сумерки сменились ночью, стало темно, и в голову полезли разные нехорошие мысли. Причем все сразу. Верхом я ездить не умею, рубиться на мечах – тоже, даже нож могу использовать только как столовый прибор. Отсюда закономерный вопрос – какого лешего я поперся в ночь по незнакомой местности, причем в гордом одиночестве.
Словно подтверждая разумность моих опасений, ближайший куст качнулся.
Вот зараза!
Выдернув из ножен меч, я совершенно нелепым образам направил его на куст и выдал еще более нелепую фразу: