машина, которая с диким ревом промчалась по направлению к Викене. Ну, как промчалась… Километров сорок в час по местным меркам, видимо, считались неплохой скоростью. — Потому что настоящий Герберт Тивасар только что уехал по срочному делу. Точно по графику.
— И откуда у него взялось это срочное дело?
— Несколько минут назад ему сообщили о пожаре в викенском отделении фонда.
— Ты рехнулся? Дома поджигать — это уже перебор! — нахмурилась Нина.
— Успокойся, женщина! Когда бы я успел? Нет там никакого пожара, ложная тревога. Но, надеюсь, на пару часов она Тивасара задержит. Так что спасибо, что проводила, а мне пора идти.
— Проводила? — До Нины с опозданием дошло, что сейчас ее прямо здесь, посреди дороги, и бросят.
Перспектива остаться в одиночестве ночью на темной трассе не слишком радовала, как и известие о том, что магос собрался лезть куда-то один, без поддержки. Хотя если подумать, чем бы она могла ему помочь? Только под ногами путалась бы…
— И что мне теперь делать? — смирилась Нина.
— Сидеть и ждать. Караулить лисапеды, вещи и вот эту штуку. — Магос протянул ей тонкую прозрачную трубочку, похожую на стержень от шариковой ручки, только заполненный мутно-белой жидкостью. — Если через два часа не вернусь, ломаешь ее пополам, собираешься и быстро-быстро уезжаешь.
— Что это? — Нина повертела трубочку в руках, жидкость внутри заколыхалась.
— Сигналка. Кому надо — поймут, что делать.
— А если этот Тивасар вернется раньше времени?
— Надеюсь, что нет, иначе мне крышка, — невесело усмехнулся Ракун. — Но если что — ломай сразу и немедленно уезжай. Даже не пытайся сама сунуться в особняк. Не вздумай вообще приближаться к этому дому и его хозяину!
— Почему? — нахмурилась Нина. — Почему тебе можно, а мне нет?
На самом деле она хотела сказать: «Почему ты туда рвешься, если там так опасно, но при этом нет никаких доказательств, что глава фонда и есть преступник?» Хотела, но оборвала себя на полуслове, потому что магос не просто подозревал Тивасара — он откуда-то точно знал, что тот виновен.
И сейчас — именно сейчас — Нина ему верила.
Только отпускать очень не хотела. Настолько, что вцепилась ему в руку и замерла, глядя в глаза.
Ракун в ответ улыбнулся и потрепал ее по волосам:
— Потому что мне надо, чтобы ты жила, дурочка. И не делай такое лицо, словно уже заранее меня похоронила. Ничего со мной не случится, просто разведаю там все и вернусь.
— Тогда иди уже. Быстрее уйдешь — быстрее вернешься. — Нина решительно отстранилась.
— Эй, а поцелуй на удачу? — сощурился магос.
— Не буду я эту мерзкую рожу целовать.
— А когда свою верну?
— Вот когда вернешь — тогда и посмотрим.
— Хорошо, — легко согласился Ракун. И, внезапно наклонившись, чмокнул Нину в макушку.
После чего стремительным шагом направился к особняку, оставив женщину думать о том, что это сейчас вообще было. Мысли, как назло, выходили сплошь невеселые: слишком уж все походило на прощание.
Ворота перед особняком Тивасара, ничем внешне не примечательные, всегда представлялись Ракуну мифическим чудовищем. Чудовище пялилось на входящих глазами охранников, обнюхивало арфактумами, предупредительно рычало рогачьими глотками и очень редко выпускало обратно тех, кто рискнул сунуться к нему в пасть.
И то, что несколько раз магосу удалось выйти оттуда на своих двоих, ничего не меняло. Потому что в последний раз его из этих ворот выкинули избитого, едва дышащего и в одних штанах. Между прочим, среди зимы!
После этого Ракун точно знал, что по доброй воле никогда больше в этот дом не сунется. Еще сегодня утром первым рассмеялся бы в лицо тому безумцу, который осмелился бы такое предположить.
Но потом были мельком увиденная в городе Тина, странные логические цепочки рассуждений, выплывшие в разговоре за обеденным столом, и еще более странные, существовавшие только в голове магоса. Возможно, стоило озвучить их, но что бы это изменило? Догадки в любом случае остались бы догадками, а этого недостаточно, чтобы брать особняк магната штурмом. А раз так, проще все разведать самому.
Проще, тише, быстрее… и опаснее. Но когда происходило по-другому?
Ракун, прежде чем постучать, несколько раз вздохнул, собираясь с духом. Проекция ауры в шаре была старая, двадцатилетней давности, но вроде бы села надежно, а Тивасар за это время не так уж и изменился. Да и, в конце концов, ночь же. Кто станет разглядывать?
Охрана на воротах, однако, смотрела недоверчиво и удивленно.
