— Вы — туда, — скомандовал унери девушкам и Унго, указывая за пределы проведенной на земле черты. — И что бы вы ни увидели, пока костер не догорит, в круг не входить. Ясно?
— Ясно, — ответили они вразнобой.
— Я серьезно говорю. Нарушите границу, и мы оба — покойники. Ясно?
В этот раз все трое без слов закивали.
— Джед, разденься до пояса.
— Сверху?
Моя попытка пошутить была встречена вялой усмешкой:
— Можешь снизу. Руны тебе на заднице намалюю.
Я стащил через голову рубаху и, повинуясь жесту шамана, присел у разложенного им костерка.
Рик короткой палочкой размешал в деревянной чашке какую-то темно-красную массу и этой же палкой быстрыми росчерками нарисовал что-то у меня на плечах и на лбу. Разделся сам, устроился напротив меня, отделенный невысоким пламенем, но раскрашивать себя не стал. Подтянул поближе мешок с землей из Драмлина, высыпал ее аккуратной горкой рядом с собой и водрузил на вершину коробку с пеплом. Затем достал из сумки две длинные, уже набитые трубки. Раскурил одну и подал мне.
— Я вообще-то не курю.
— И я. — Унери пыхнул дымом, раскуривая вторую трубку. — Но так надо, поверь.
Он сыпанул в костер пригоршню каких-то листьев, и в считаные секунды небольшую полянку, на которой мы расположились для вызова не невинно убиенной Анны Тисби, заволокло густым белым дымом.
— Посидим, брат, покурим, — словно издалека долетел до меня голос Ричарда. — Поговорим о жизни, о смерти…
Игривые огненные язычки разогнали дым над костром, и я увидел лицо Рика. Шаман, не сводя с меня глаз, поднес ко рту трубку и неглубоко затянулся, показывая мне пример. Ладно, нужно так нужно. И, если уж совсем честно, лет в четырнадцать я пробовал курить. Дядя Грегори гостил тогда у нас, и я стянул у него сигару. Ох и дрянь же!
Но табак Рика был другим. От него горло не драло, и во рту не горчило. Дым был легким, мягким, сладковатым на вкус…
— Поговорим, брат, — повторил унери. — На границе мира духов путникам открывается истина… Даже когда ты не ждешь никаких открытий. Спроси — и получишь ответ. Только подумай хорошенько, что бы ты хотел узнать.
Что? Я вдохнул и медленно выпустил через ноздри новую порцию дыма. Не знаю.
Пригляделся к виконту Энсоре, и первый вопрос нашелся сам собой.
— Рик, а… почему у тебя такие большие глаза?
— Это чтобы лучше тебя видеть, брат, — усмехнулся он, отправляя в небо колечки дыма.
— Э-э-э… А уши?
— Чтобы лучше тебя слышать, брат.
— А что это мы такое курим?
— Хороший вопрос, брат. Очень хороший. Но он немного запоздал. Видишь дверь за моей спиной?
Я заметил лишь зыбкий абрис, но после глубокой затяжки зрение заметно улучшилось.
— Я пойду внутрь, а ты будешь ждать меня у двери, — сказал Рик.
— Нет! — Я решительно поднялся. — Я пойду.
Я заварил эту кашу — мне и расхлебывать.
Шаман не стал меня отговаривать.
— Я буду рядом, брат, — пообещал он, прежде чем растаять в белом дыму.
…Дверь вела в осень.
Дым костра превратился в прозрачный туман, окутавший тихий парк под серым бессолнечным небом. Деревья в блеклой позолоте. Жухлая трава. Пестрые кустики хризантем. Кованые столбы фонарей выстроились по обе стороны от мощенной ровными серыми плитами аллеи, уходящей в занавешенную белесой пеленой даль…
Я замер, оглядываясь и прислушиваясь. Ни единого движения, кроме едва уловимого шевеления листьев. Ни единого звука.
«Вперед, приятель, — подбодрил я себя мысленно. — Не так уж тут и страшно».
Шаги бесшумны, тело легче кружащегося над дорожкой кленового листа. Большой, ярко-желтый, с неровным багряным кантом, он медленно раскачивался в воздухе передо мной, улетал вперед и вновь возвращался, как будто просил, чтобы я последовал за ним.
Куда ты меня зовешь, листочек?
