медленно и неумолимо подтаскивает меня к этим глазам…
Щупальца в моей голове крепли, обретали прежнюю силу. Я почувствовал, как они внедряются в мой мозг, подбираются к нервным центрам, контролирующим речевой аппарат. И понял – еще немного, и мои губы с языком произнесут необходимые слова помимо моей воли.
Но пока это были еще мои мозги. В которых, словно муха в паутине, билась мысль, которую я никак не мог поймать за прозрачные крылья. Простая мысль… Что-то же он говорил, этот урод… Насчет того, что он изменился. Глаза покраснели от постоянно разогретого мозга, ногти улучшились от ускоренного обмена веществ, силы слегка прибавилось… К ктулху его ногти и силу! Глаза… Красные глаза, разогретые мозгами, плавящимися от невиданной силы, данной артефактом… Мозгами…
– Сейчас ты просто скажешь то, что мне нужно, – продолжал монстр, чье смрадное дыхание я уже ощущал на своем лице. – Скажешь, а потом я сломаю тебя, как ржавый, ненужный ключ. Сломаю, выброшу и забуду. Потому что ты просто слабый, никчемный человек, убийца без цели, без дома, без родины…
Он знал, что я не смогу причинить ему вреда. Что нет у меня такого оружия. Что он намного сильнее того чудовища, которому я когда-то вырвал глаз из глазницы. Ученый, сумевший выжать из древнего артефакта максимум. Маньяк, готовый зачистить от людей половину планеты, лишь бы другая половина прислуживала ему. Чудовище, собравшееся стать владыкой Розы Миров. Что для него я? Всего лишь очередная кукла из дерьма и мяса, которых он себе понаделал десятки тысяч, за несколько часов превратив половину населения Москвы в армию послушных роботов. Просто человек, пусть даже с некоторыми необычными способностями… Например, со способностью рвануться изо всех сил, сунуть руку в карман, выдернуть ее оттуда вместе с ножом, умеющим открываться от зацепа вейвом за материю, и со всей силы воткнуть его в красный глаз, прохрипев:
– Да, я – человек. Так получи от человека!
У стилета-«шестерки» длиннющий клинок, за что он и получил своё прозвище. Шесть дюймов отличной стали. Последнее моё оружие…
Которое и на этот раз оказалось неэффективным, хоть и пронзило голову Валерия почти насквозь, застряв в затылочной кости.
Но и это не остановило чудовище.
Валерий расхохотался, так, что его недорегенерировавшие губы аж лопнули в нескольких местах.
– И это твое оружие последнего шанса, Меченосец?
Взявшись за рукоять «шестерки», Валерий легко выдернул нож из своей головы. Посмотрел на него, словно на соринку, случайно попавшую в глаз, после чего легко сломал его одним небрежным движением пальцев. На пол, звеня, посыпались стальные обломки. А широкая рана в красном глазу тут же начала затягиваться.
– Похоже, я просто теряю с тобой время, – произнес Валерий, задумчиво почесав веко раненого глаза. – Слабость, оставшаяся с тех времен, когда я сам был человеком – не мог не получить удовольствия от наблюдения за твоими жалкими попытками уничтожить мировое зло в моем лице. Но сегодня всё пойдет по другому сценарию. Герой не спасет планету, а банально сдохнет после того, как скажет нужные слова. Ну, поехали.
Я почувствовал, как мои губы и язык начинают шевелиться сами по себе. Странное, непередаваемое ощущение. Нет, не странное – страшное. Жуткое. Когда ты не хочешь говорить, сопротивляешься всеми силами чужой злой воле – но говоришь…
– Я… д-дарю… «Бритву»…
Ледяные, скользкие щупальца всё глубже проникали в мой мозг, все грубее, бесцеремоннее было их движение, все ближе подползали они к той крохотной, незначительной мысли, которая замерла в своей паутине, словно муха, видящая своими фасеточными глазами приближение мерзкого паука…
– Да что ж это такое? – раздраженно произнес Валерий, продолжая тереть поврежденный глаз, которому до окончательного восстановления осталось совсем немного… и который вдруг от сильного нажима когтистого пальца распался в глазнице на две половинки и потек кроваво-бурой массой по уже почти полностью восстановившемуся лицу.
– Не понимаю… – удивленно сказал Валерий…
И вдруг замер на месте. Застыл как вкопанный. Потому что осклизлые щупальца наконец коснулись той крохотной мысли, того знания, которое я страшным усилием воли скрывал от воздействия псионика, ковыряющегося у меня в мозгу.
– Ничего не понимаю, – вновь проговорил Валерий, изумленно глядя уцелевшим глазом на свою руку, перепачканную содержимым второго глазного яблока. – И это всё оттого, что ты так и не прокипятил свой проклятый нож? Да при чем тут…
И тут он понял всё.
У меня больше не оставалось сил скрывать, словно снайперскую лёжку маскировать отвлеченными образами в уголках своей памяти странный факт моей биографии. Что был у меня в Зоне друг-мутант по имени Рудик, который как-то лизнул клинок моей «шестерки», оставив на нем несколько капель своей ядовитой слюны. Ну как ядовитой? Он как-то сам сказал про нее: «Разве ж это яд, который действует при температуре от плюс семидесяти градусов? Только в бане вражью силу травить, и то не факт, что подействует. В общем, считай, что обычные слюни».
Я честно собирался прокипятить отравленный клинок – чисто на всякий случай, чтоб самому не порезаться невзначай и не занести в рану субстанцию, от которой в бане, наверно, можно и помереть ненароком. Хотя когда я последний раз был в бане… В Зоне помыться ледяной и не очень радиоактивной
