Швея, скрупулезно наводившая последние штрихи, умудрилась подобрать ткань такого оттенка, который идеально совпадал с цветом радужки Любови.
Взглянув в зеркало, Люба подивилась, насколько преобразился ее облик. На нее смотрела хрупкая, воздушная фея с копной золотистых локонов, украшенных драгоценными незабудками. А из глаз, казалось, льется небесный свет, окрашивая одеяние. Туфельки и перчатки в тон завершали чудесный образ.
Герцог Брионский не мог отвести глаз от небесного видения, спускающегося к нему по лестнице. Безотчетное желание схватить ее и телепортироваться обратно в родовой замок зудило на кончиках холеных пальцев. А потом порвать и растоптать… Вместо этого он предельно аккуратно накинул на точеные плечики плащ жемчужно-серого цвета и молча вышел.
И вновь карета со странным гербом, только в этот раз Люба успела разглядеть какую-то странную штриховку. Любопытство победило, и она решилась спросить:
– А что означает тот символ на дверце?
– Я так понял, геральдику вы не проходили? – Приподнятые брови, презрительный изгиб тонких губ.
– Только королевскую.
Чего-чего, а вины за собой Люба не чувствовала. Не она же составляла план занятий.
– То есть за все время ты выучила один герб?
Медведь попирает гиену, грозно скалясь. Очень сложный материал, учитывая непрекращающийся спор ученых о количестве клыков в пасти. Говорят, раньше их было шесть, но после нападения на дворец парочку у главной статуи отбили, а остальные изображения оказались уничтожены. И лишь в древних рукописях некто Фукирол в беседе с учениками упоминает, будто зверь, в которого обращались родоначальник династии и его тринадцать потомков, имел костную аномалию в виде лишних клыков на верхней челюсти. Дескать, признак избранности и свирепости.
– Нет, конечно, – спокойно, а оттого еще более раздражающе ответила иномирянка, – Двадцать три, а также биографии всех членов монарших семей.
– Зачем? – опешил маг. – Тебе сейчас куда важнее иметь хоть какое-то представление о местной знати.
– Что сказали, то и учила, – буркнула Люба. – В конце концов, я ведь принцесса, причем сопредельного государства. Откуда мне знать, кто здесь герцог, а кто барон, когда я десять лет ковры ткала под опекой старой няньки? – У Любы вновь включилось логическое мышление. – А вот знания о других правящих домах – самое оно.
– Восемь лет, – поправил Брэг. Как ни неприятно это признавать, но девчонка оказалась права. И он снизошел до ответа. – Змеи – символ знаний и мудрости, а орел – силы и власти. Род Брионских издревле владеет тайными знаниями, благодаря которым и возвысился.
Гордость и самодовольство – вот что звучало в голосе высокомерного мужчины. За ним действительно стояли гордость предков и величие рода. Но Люба, рожденная на обломках СССР, изучившая тысячу и один вариант выверта мозга, начиная с Аристотеля и заканчивая пресловутым Фрейдом, будь он хоть трижды усопшим, лишь усмехнулась. К счастью, про себя, ибо давно поставила магу диагноз и назначила лечение, все упиралось в отсутствие медикаментов и смирительной рубашки. Желательно – с антимагическим эффектом. Вот тогда бы она ему объяснила, в чем разница между Бахом и Фейербахом, а также между феназепамом и гидроксизином.
– Я тебе буду подсказывать, – вмешалась Ждара, снимая напряжение, – ведь для того вы меня и наняли.
Люба подозрительно покосилась на компаньонку. Вчерашние слова не шли у нее из головы. «Интересно, если она сообщница герцога, почему ведет двойную игру? Она явно имеет на него зуб – сколько раз его подкалывала. А меня так вообще собирается под него подложить, причем явно не из большой любви к сводничеству. Надо с ней держать ухо востро».
Прибыв наконец во дворец, они, в отличие от не настолько высокородной знати, как седовласый, попали внутрь без очереди. Кучер зычно кричал: «Дорогу герцогу Брионскому!», вышеозначенный явно что-то приколдовывал, так что лошади ржали, кареты сцеплялись колесами, дамы пронзительно визжали, несмотря на то что придворный этикет запрещает громкие публичные звуки. Какой позор! Вездесущие репортеры радостно крапали сенсационные строки.
Вздрогнув от громогласного объявления о прибытии его сиятельства такого-то с подопечной, Люба во все глаза уставилась на лютую мешанину цветов, местами посверкивающую драгоценностями. На ней самой кроме сапфировых заколок в виде незабудок была лишь скромная цепочка с круглой подвеской – символом бога – покровителя Меравии. Этакий тонкий намек на толстые обстоятельства. Все дебютантки были одеты в наряды пастельных тонов, дамы постарше – более эффектно, ее же платье балансировало между первыми и вторыми. С одной стороны, вызов, с другой – еще одна дань меравийской традиции: девушек на выданье там одевали поярче.
Впрочем, не только наряд способствовал повышенному вниманию к вошедшей троице. Отлично выполненная работа по распространению политинформации, иначе говоря – банальных слухов, и, конечно, одиозная личность новоиспеченного «опекуна» сделали свое дело. От пристальных взглядов Любе стало не по себе, в них было все: от брезгливости до откровенной оценки. Дамы всячески показывали свое фи по отношению к нестандартному туалету, возмутительно блестящим волосам и просто отвратительной красоте девицы. Мужчины, напротив, все вышеперечисленное одобряли и явно жаждали познакомиться поближе, желательно без свидетелей. Единственное, что всех сдерживало, – каменное лицо и сумрачная аура
