читала его.
— Все эти книги у тебя в голове. — Я ощутил нечто вроде благоговения.
— И они, и многие другие. Л. Шелби Остин. Мэри Стюарт. Д. Р. Р. Толкиен. Джон Норман. Э. Ф. Оппенгейм. Рекс Стаут. Луис Ламур и Макс Брэнд.
— Я и забыл, сколько ж всякой муры мы читали в школе, — вставил Олсон.
— «Должен констатировать очевидное: только не я». — Гути вновь улыбался.
— Чисто из любопытства: это откуда?
— «Лунные сны», — сказал Гути. — Сильная книга. Честное слово. Но ты задал мне вопрос, и я хотел бы ответить на него. Да, полагаю, это из-за тебя. Из-за вас обоих. После того как вы пришли ко мне, и я кричал, и мы поговорили, я вспомнил, что знал. Я вспомнил, что знал «все это время, каждую минуту все эти долгие годы, эти милые, дурацкие годы, эти длиннющие, пропащие годы».
— Оттуда больше никогда не цитируй, — попросил я. — Меня такое писательство просто бесит.
— Извини, — сказал Гути. — Думал, тебе понравится. Ты спрашивал про сад. За все, что вы видите перед собой, в ответе добрый доктор и его красивая жена. Многое они посадили своими руками, но и садовников тоже нанимали.
— Откуда были эти «садовники»?
— Навскидку, по меньшей мере, из пяти или шести книг. Если будешь продолжать спрашивать меня об этом, сам поедешь кататься вокруг клумбы.
— Я тебе не верю, — сказал я. — И согласен с Гринграссом. Порой — да, ты цитируешь, но большую часть времени ты разговариваешь точно так же, как все люди.
— «Вскройте жаворонка. Там музыка скрыта — лепесток в лепестке из серебра»[38]. «Солнце взошло над безмятежной землей и осияло с высоты безмятежный мир, словно благословляя его»[39].
— Эмили Дикинсон, познакомьтесь с «Приключениями Тома Сойера», — сказал я. — Я в курсе, ты мастак на такие фокусы. Можешь не стараться мне это доказать.
— Мне без разницы, цитатами он говорит или нет, — сказал Дон. — Важно, что переводчик ему больше не требуется. У него речь как у нормального человека, ну, почти.
Он повернулся к Говарду и положил руку ему на плечо. Гути взглянул на Дона с выжидательной улыбкой, будто знал, что тот собирается сказать. Говард Блай подготовился встретить неизвестное с безукоризненным самообладанием.
— Гути, прежде чем ты начнешь рассказ о событиях на лугу, мы с Ли хотели спросить тебя кое о чем.
— Ответ «да», — кивнул Гути.
— Погоди, ты же не знаешь, что у нас на уме.
— Как хотите, но ответ все равно будет «да». — Он украдкой глянул на меня. — Это мои слова. И те тоже. И в дальнейшем.
— Благослови тебя Бог, — сказал я.
— Мы тут кое о чем договорились, Гути. Мы разговаривали о тебе с доктором Гринграссом. И все трое задались вопросом: как бы ты отнесся к тому, чтобы переехать отсюда — сменить обстановку?
— Я уже сказал. Да. Думаю, что мог бы… «Туда, где ты? А где это?» — Он посмотрел на меня через стол с озорными огоньками в глазах. — «А где ты живешь? Чем занимаешься?»
— Перестань-ка, ты опять цитируешь, — сказал я. — Живу я в Чикаго. Что была за цитата?
— «Тэсс из рода д’Эрбервиллей». Если я поеду в Чикаго, я смогу увидеться с Миногой? Смогу видеться с вами обоими?
Я кивнул.
— А Кроха? Где живешь ты? Чем занимаешься?
— Да я птица перелетная, но могу осесть и в Чикаго, почему бы нет? — ответил Дон. — Классный городишко.
Гути кивнул:
— Я слыхал о Чикаго.
— Мужчина не может вечно оставаться подростком.
— Как и маленьким мальчиком.
Сказав эту милую фразу, которая могла быть и не цитатой, Гути задал очередной сногсшибательный вопрос. Его глаза оставались такими же безмятежными и светло-голубыми, как и сорок лет назад:
— Минога ведь слепая?
Я долго вглядывался в его лицо. Говард Блай не моргнул.
— А как тебе удалось узнать об этом, Гути?
— Это была сверкающая дама с жезлом. Все это я видел. Вы не знаете, что я видел. Даже я сам не знаю.
