облачко. Павел не мигая смотрел на происходящее. Между тем Веста подняла крюк и, не меняя выражения лица, воткнула его в гнилую плоть. Послышался чавкающий звук.
Павла вырвало, и она недовольно взглянула на мужа:
— Тебе необязательно на это смотреть.
Он закашлялся, и прикрыв веки, тяжело задышал.
«Его больше нет, — мысленно произнес он, чувствуя едкий вкус желчи, текущей по его подбородку. — Все будет хорошо. Он больше никогда не посмотрит на меня».
Весте пришлось изрядно повозиться — останки покойника намертво прилипли к внутренней поверхности колбы, и она в буквальном смысле выковыривала его наружу по кускам. Кучку костей и части плоти она сгребла в расстеленную простынь, после чего завязала ее узлом и выбросила за борт. Лишь пара мутных пятен на палубе напоминали о том, что минуту назад здесь лежали останки человека.
Стаскивая с рук перчатки, Веста брезгливо сказала:
— Это тоже в мусорку. А вот крюк я вымою. Или это багор? А, Павлик? Похож мой инструмент на багор?
Помолчав немного, Веста неожиданно спросила:
— Интересно, твой приятель еще помнит о тебе? Как считаешь?
Павел молчал, не поднимая век. Даже если бы он слышал речь своей супруги, вряд ли бы у него нашлись силы на ответ.
— Ладно. Я сейчас приду, — пообещала Веста.
Она ушла и вернулась спустя несколько минут с походным раскладным стулом.
— Знаешь, а я ведь тоже была с тобой не всегда откровенна, — сказала Веста, усаживаясь перед «нотой» с Павлом. — Но у меня есть оправдание. Я
Веста повернула голову в сторону океана, и уголки ее глаз повлажнели от слез.
— Это была девочка, — очень тихо проговорила она. — Чудесный, милый ангелочек. Ее волосики были как у нас — светлые. Чистая и светлая девочка. Роды начались внезапно, и Сереже пришлось все делать самому. И сначала все шло хорошо, но…
На мгновенье Веста запнулась, словно страшась продолжить.
— …Сережа предупреждал меня о возможных рисках, — она вновь заговорила, медленно выдавливая из себя слова. — Девочка родилась слепой и с нарушением дыхания. Она была похожа на продрогшего котенка. Ей не хватало кислорода, и она начала задыхаться. Я обливалась слезами, не зная, что делать. Мы повезли нашу дочь в больницу, но она умерла по дороге. Прямо на моих руках. Можешь себе представить? Она даже не попробовала материнского молока.
Голос Весты дрогнул.
— Мы похоронили ее. И несколько дней после этого не могли смотреть друг другу в глаза. Прошел год, и я снова забеременела. Но выносить ребеночка я не смогла — у меня произошел выкидыш на двадцатой неделе.
Она вытерла мокрые глаза.
— Наверное, это все-таки из-за того, что мы брат и сестра. Поэтому, встретив тебя, я молила бога, чтобы он вновь послал нам малыша.
Веста приблизила лицо к «ноте». Павел сидел в полной неподвижности, безвольно опустив голову на колени. Судя по всему, он снова потерял сознание.
— Но сейчас я благодарю бога, что он открыл мне глаза, — холодно произнесла Веста. — Пусть я лучше буду бездетной, нежели иметь ребенка от такого подонка, как ты.
Павел не шелохнулся.
Минуты текли медленно, одна за другой, а она продолжала безмолвно сидеть на стуле, уткнув бесцветный взгляд в прозрачную капуслу, внутри которой медленно умирал ее муж.
Солнце, завершив свой ежедневный пробег через океан, неспеша приближалось к горизонту.
— Dont touch me![13] — завизжал Анару, в суеверном ужасе глядя на Багра. С искаженным от ненависти лицом тот с силой притягивал к себе молодого новозеландца.
— Давай, урод, — цедил он. — Поведай мне про местных ментов.
Анару вцепился в запястье Багра своими худыми загорелыми руками, но тот даже не думал ослабить хватку, и тогда парень в отчаянии впился зубами
