Фишер кивнул. Швейцарец ударил рука об руку с подошедшим Мальвони — высоким, очень флегматичным, совершенно не по-итальянски, темноволосым калабрийцем — и пошел к своим.
Второе отделение сидело и стояло вокруг Густава. Поляка трясло мелкой дрожью, губы прыгали. На лице Джека были написаны сочувствие и ужас. Остальные стояли хмурые, тоже сочувствовали, помалкивали. Анна качала головой. Елена, стоя рядом с Густавом, опершись на колено, что-то ему говорила, кое-как подбирая польские слова.
— Так, — сказал Иоганн. — Капрал Мастерс?
— Товарищ сержант… — Дик отвел взгляд. Помолчал.
— Я не понял, товарищ капрал! — Иоганн почувствовал, как и от разговора с лейтенантом, и от этой бестолковщины внутри у него закипает необычайная злость. И хочется ударить.
— Скапази,[52] товарищ сержант, — не глядя в глаза, ответил Дик.
— Точнее, товарищ капрал, — мысленно Иоганн представил свою злость в виде мутных волн, плещущихся в мозгу. Он приказал этим волнам сжаться, скрутиться в крошечный плотный шарик и вытолкнул из мозга.
— Рядовому Д… Дем-бов-ском-му попался раненный осколками махди. Рядовой ударил его тесаком после приказа ланс-капрала Зильбера. Неудачно — в грудину, тесак завяз, махди начал биться, рядовой — дергать тесак… Вот, собственно, и все, товарищ сержант.
— Ничего необычного, — подняла голову Елена. — В конце концов, все проходят через это…
— Без этих сраных рефлексий, — возразил Эрих, опиравшийся на пулемет.
— Кто как, — оспорила Елена.
— Но он же, — Эрих кивнул, — не девчонка!
— Хватит! — спокойно повысил голос Иоганн. — Брому мы ему налить не можем, поэтому дайте ему рому, — сержант отстегнул от своего пояса вторую фляжку, передал Елене, — и пошли, ну?!
— Поднимайся, поднимайся. — Елена стала подтягивать Густава, чтобы он встал на ноги.
Андрей молча принял у нее фляжку, дал поляку глотнуть. Тот закашлялся:
— Идти надо.
— Что, отпаиваем водичкой невротиков? — послышался голос О'Салливана. — Лучше помашите перед ним веером и расстегните ему воротничок!
Все разом обернулись. Рыжий сержант стоял рядом, сложив руки на дробовике, висящем поперек груди.
— Иди отсюда, — хмуро посоветовал Иоганн.
— Конечно-конечно, — ухмыльнулся О'Салливан, — о чем нам разговаривать! — И он исчез в темноте.
— Да вставай же! — явно обозлился Иоганн.
— Встаю, встаю. — Поляк утвердился на ногах. — Я готов, готов…
— Точно, — кивнул Эрих. — Это ты правду сказал. Готов.
2
Остаток ночи провели в нескольких километрах от места прежней ночевки. Джек страшно обрадовался привалу — не успели пройти и сотни метров, как на него тяжеленным мешком свалилась усталость, и, когда Иоганн передал по цепочке приказ о привале, он просто упал рядом с улегшимся Диком — и открыл глаза уже при свете дня.
Над овражком смыкались ветви с робкими листочками. За ними бурлило ветреное клочковатое небо. Пахло сырой землей, почему-то цветами… и потом. Глядя на покачивающийся зеленый купол, Джек лениво подумал, что сейчас и он мог бы выследить их отряд по запаху.
Справа спал Ласло, обняв пулемет и уткнув нос в жесткий ворот РЖ, обтянутый пятнистой пилемой.[53] Слева — Густав. Его лицо дергалось и кривилось самым невероятным образом. Странно… Вроде бы слева был Дик…
Джек не успел поразмыслить над этим. Откуда-то сверху мягко, ловко соскочил Дик. Толкнул Ласло:
— Венгр, подъем.
Ласло открыл глаза и сел — словно и не спал.
— Как там? — тихонько спросил он.
— Тихо. Только минут сорок назад птицы беспокоились, примерно в километре. Через час подъем. Если ничего не засечешь.
— Понял. — Венгр полез наверх и скрылся в кустах.
Дик сел на его место, широко зевнул и, заметив, что Джек не спит, спросил:
