мучительный кашель и хрип. И хотя не раз слышал подобное раньше, от пережитого кошмара даже не сразу понял, что они означают.
Эрнесто лежал на краю камня, его худая грудь судорожно вздымалась и опадала, а из горла с трудом доносились сдавленные хрипы.
Миаль прекрасно знал, что делать в таких ситуациях, эта процедура у него была уже отработана до автоматизма. Он помог приятелю сесть, подложил под спину свернутое одеяло, достал и вложил в ослабевшие руки Эрнесто ингалятор, помог поднести к лицу…
Несколько судорожных, мучительных вдохов – и руки Эрнесто немного окрепли.
– Инъекцию? – спросил Миаль, держа наготове шприц и ампулу.
Эрнесто сделал еще несколько натужных вдохов и отрицательно покачал головой.
– Ты их видел? – нетерпеливо спросил Миаль, лишь только дыхание приятеля окончательно восстановилось.
Тот кивнул.
– Что это было?
Эрнесто не отрываясь смотрел на костер, рассеивающий темноту, скрывшую Мачу-Пикчу, и не отвечал.
Миаль тоже молчал. Ему почему-то казалось, что тени приходили за Эрнесто.
На следующее утро приятели, не сговариваясь, свернули палатки. Очарование Мачу-Пикчу, которое держало их здесь несколько дней, пропало, и Миаль с Эрнесто снова пустились в путь.
Глава 2
– Господин полицейский, мы не бродяги, – уверял Эрнесто, клятвенно и немного комично прижимая руки к груди. – Мы – врачи, путешествуем по континенту и собираем материалы о лепрозориях для научной работы.
Капитан полиции с подозрением смотрел на двух оборванных, обросших, подозрительного вида бродяг со скромными пожитками в рюкзаках за спинами; эти двое ну никак не походили на странствующих врачей…
Миаль стоял рядом и не вмешивался. С тех пор как они пересекли границу с Колумбией, их задерживали не первый раз – полиция и военные, пьяные бродяги и вооруженные крестьяне, а также партизаны всех мастей, во множестве расплодившиеся в стране с началом Ла Виоленсии[12].
Однако каждый раз, когда их останавливала очередная группа вооруженных и озлобленных людей, приятелям удавалось без проблем выпутаться – во многом благодаря Эрнесто. Он умел уболтать и убедить в своей правоте кого угодно, так что их отпускали с миром. Еще и желали доброго пути – мощное обаяние молодого аргентинца практически не давало осечек.
Сложнее было, когда дорогу перекрывали большие отряды. Договориться с несколькими людьми всегда проще, чем с толпой, в которой обязательно найдется горячая, глухая к разумным доводам голова, стремящаяся к поспешным и потому зачастую насильственным действиям.
Толпы Эрнесто с Миалем старались по возможности избегать.
Однажды, подходя к мосту через реку, с обеих сторон которой простирались густые зеленые джунгли с шумно перекрикивающимися птицами, на другом берегу приятели увидели разнузданную группу вооруженной молодежи в цветах местного партизанского движения. Они перевернули и подожгли машину, имевшую несчастье проезжать мимо, сбросили пассажиров в воду и сейчас в пьяном угаре искали, на ком еще можно было восстановить социальную справедливость.
Обойти их стороной не представлялось возможным.
– Дождемся, когда уйдут? – предложил Миаль, задумчиво глядя на беснующуюся толпу.
На что Эрнесто огорошил его, заявив:
– Нет. Мы спокойно перейдем мост, и никто нас не увидит и не остановит.
Полуденное солнце превратило округу будто в хорошо раскаленную сковороду, воздух стал невыносимо влажным и плотным, и Миаль обеспокоенно посмотрел на друга – уж не хватил ли того тепловой удар? Невозможно пройти в двух шагах от кучи людей так, чтобы они тебя не заметили. Невозможно – и все тут!
Однако Эрнесто, хоть и был напряжен, говорил серьезно, и биохимик в очередной раз спасовал перед удивительной силой его убеждения. Миаль пристроился позади предельно сконцентрированного приятеля и пошел вслед за ним, шаг за шагом.
– Мы пройдем мимо, и нас никто не остановит, – тихо, как заклинание, повторял Эрнесто, шагая прямо к мосту.
Двадцать метров, десять, пять… Мир подернулся дымкой, стал монохромным и расплывчатым, зеленые джунгли превратились в серые, влажная жара – в холод, а шумное перекрикивание прячущихся в ветвях деревьев попугаев и вопли беснующейся толпы стали глухими, словно доносящимися откуда-то издалека. Сердце Миаля оглушающе стучало в ушах. Совсем рядом с ним, буквально в двух шагах, пронесся, не обращая на него никакого внимания, взлохмаченный парень с полупустой бутылкой. Он с размаху швырнул ее в горящую у дороги машину, вызвав одобрительный вой толпы.
– Мы просто идем мимо. Они нас не видят, нас здесь просто нет, – говорил Эрнесто, не ускоряя шага, и шел прямо сквозь толпу беснующихся,
