— Иначе у сообщества галат возникнут очень серьезные проблемы, — сказал Иван. — Очень серьезные.
— С чего это?
— Просто передай, — сказал Иван. — Можешь даже не прекращать пыток…
— С него начать? — Субтильный показал ножом через плечо на Круля.
— Да хоть с меня. Я даже помочь могу. — Иван плюнул прямо в рожу галата и зажмурился, ожидая удара ножом.
Только не в глаза. Только не по глазам. Ухо, нос — пожалуйста, только не глаза.
— Ни хрена себе… — удивленно произнес субтильный, и Иван, открывая глаза, увидел, как он вытирает лицо рукавом. — То есть все настолько серьезно?
— Серьезнее, чем ты можешь себе представить, — холодно произнес Иван. — Галаты просто могут закончиться раз и навсегда.
Субтильный с сомнением посмотрел на Ивана, оглянулся на здоровяка, но тот стоял неподвижно, не желая вмешиваться в решение напарника.
— Ладно, — сказал субтильный. — Меня ты убедил, молодец. Я схожу, свяжусь со старшим, но скучать ты не будешь. Правда?
Здоровяк кивнул.
— Уж не знаю, как я обернусь, так что запасись терпением…
Как субтильный ушел, Иван не заметил, стало слишком больно, чтобы отвлекаться на мелочи. Здоровяк работал умело, без надрыва и истерики, наносил удары методично, точно и ровно с той силой, которая была нужна для достижения максимального эффекта.
Иван даже не пытался сдерживаться, кричал, если удавалось. Некоторые удары парализовали дыхание, заставляли сипеть и разевать рот в надежде сделать еще хоть глоток воздуха.
Кажется, несколько раз Иван терял сознание. Во всяком случае, это лучше, чем магия, объясняло внезапное перемещение палача. То он рядом, справа, замахивается кулаком в лицо, а через мгновение — бьет слева, по почкам.
Правда, кости еще ломать не начал, подумал Иван в короткий момент просветления и снова закричал — здоровяк разбирался в причинении боли.
Потом вдруг оказалось, что здоровяк стоит в стороне и вытирает лицо полотенцем, а субтильный хлопает Ивана ладонью по лицу.
— Что? — спросил Иван.
— Забавный ты парень, — сказал галат. — И не дурак, судя по всему. Велено тебя оставить в покое. И твоего напарника, если и он знает, кто вербовал Хаммера.
— Знает, — выдохнул Иван. — Он тоже знает.
— Вот ведь сука, — засмеялся Круль. — Падла гребаная. Что ж ты творишь, урод?
— Оставляю вас наедине, — засмеялся субтильный.
Здоровяк надел куртку и поднял с пола коробку.
— Жаль, — протянул субтильный с очень искренним сожалением. — Я так хотел сегодня расслабиться… Ну да ладно, может, вас еще мне и отдадут…
Субтильный ударил внезапно — резкий удар в лицо, по носу. Ослепительная боль, хруст, отдавшийся в мозгу, что-то горячее потекло по лицу.
— Оставляю вас. Прощайте, — дверь захлопнулась.
Иван попытался проморгаться, но слезы остались на ресницах, свет дробился в капельках, распадался в спектр.
— Ну ты козел, Ваня, — сказал Круль. — Редкостный козел. Не мог сразу мне сказать?
— Что? Что не нужно подставлять себя, нарываться на быструю отправку в ад? Ты же, придурок, хотел по-быстрому подохнуть, чтобы помощь мне вызвать? Герой жертвенный, брат Страшный Администратор, — Иван попробовал наморщить нос и застонал от боли.
— Не дергайся, — посоветовал Круль. — Не шевели лицом.
— Тебя не спросил, герой. Мог бы у меня спросить, прежде чем на тот свет собираться. Может, мне от тебя спасение не нужно?
— Нужно не нужно… А если бы комнату прослушивали? Толку в нашем разговоре? Все бы сорвалось. А так… Мне все равно в ад, а так они бы тебя несколько часов резали, был бы шанс тебя найти…
— В полуобглоданном состоянии. Ты себе представляешь, во что меня превратили бы через несколько часов?
— Извини, — подумав, сказал Круль. — Ничего другого в голову не пришло. Ты — умнее.
— Я знаю, что умнее. Но даже я не могу придумать выход для Токарева. У него есть два человека, которых нельзя убивать, но которые знают о нем слишком много. И особой любви не испытывают. Может, у тебя есть варианты?
Круль задумался.
И он все время смотрел за спину Ивану, словно было там что-то, привлекавшее внимание и одновременно заставлявшее нервничать.
Там были Хаммер и Янек, вспомнил Иван. У них заклеены рты, они не могут говорить. Так сказал Круль.
А галаты ничего о них не говорили. Абсолютно не говорили, будто и не было там никого. Будто больше никого не касались отношения между палачами, предавшимся и опером. И субтильный переспросил только о том, знает ли Круль о вербовавшем Хаммера. Больше ни о ком.
