Я рассказал Берту, как все было в тот вечер, когда отец меня обжег. Он ворвался в мою каморку и попытался меня пощупать. Я его оттолкнул. Я был уже не малыш. Я стал старше, сильнее, но где мне было тягаться с отцом. Он повалил меня на кровать и сделал все, что хотел. Он всегда получал, что хотел. В тот раз было по-настоящему больно. Он сказал, что будет еще больнее, если я стану рыпаться. Сказал, все закончится очень печально. Как с Дорис. Так звали мою маму. Я уже давно подозревал, что с ней произошло что-то плохое – она не просто сбежала, как всегда говорил отец, – но отныне я точно знал, что мои подозрения были оправданы. И я знал, кто это сделал.
Когда все закончилось, он подтащил меня к печке. Заставил смотреть, как он разжигает огонь, и как только решетка нагрелась, прижал меня к ней. Сказал, это будет мне уроком.
Я не хотел жаловаться и ныть, но когда Берт спросил, откуда ожоги, я все ему рассказал. Не потому, что ждал сочувствия, а потому, что был зол. На себя. Я думал, со мной что-то не так. Что я какой-то испорченный, раз отец так со мной поступает.
– Дело не в тебе, сынок. Дело в нем. Это он испорченный, а не ты.
– Я его убью, – выпалил я.
– Тебе с ним не справиться, – сказал Берт. – Я знаю, кто он и чем занимается. Он хуже, чем я о нем думал, и тебе с ним не справиться. Он тебя просто сотрет в порошок. В прямом смысле слова.
Я заплакал.
Берт приобнял меня за плечи и произнес:
– Все хорошо, сынок. Все будет хорошо.
Так и вышло, что я перебрался к Берту. Они с Мисси как раз переехали из квартала, где мы тогда жили с отцом, в собственный маленький домик. Но не то чтобы очень далеко от нашего дома. Отец узнал о моем побеге к Берту и узнал, где он живет. Он пришел к нам с еще одним парнем – коротышкой с сияющим лысым черепом. Этот отцовский приятель был не из тех парней, кто носит шляпы. По тем временам то была редкость: мужчина без шляпы.
– Я пришел забрать сына домой, – заявил отец.
Они с тем лысым парнем стояли на крыльце. Берт открыл саму дверь, но не отпер дверь с сеткой. Он держал в руке свой автоматический пистолет, пряча его за дверной рамой, чтобы с улицы было не видно. Я стоял в глубине гостиной, и меня тоже не было видно с крыльца. Но я смотрел на отражения отца и его приятеля в зеркале на стене.
– Он не хочет домой, – сказал Берт. – Считай, он взял отпуск.
– Я его отец. Ему придется уйти со мной.
– Нет. Он никуда не пойдет.
– Я могу обратиться в полицию.
– Обратиться ты можешь, – сказал Берт. – Но у парня есть что рассказать.
– Так вот, оказывается, в чем дело.
– Знаешь, что я думаю?
– Мне плевать, что ты думаешь. Скажи моему сыну, пусть выйдет ко мне.
– Не сегодня.
– А я думаю, надо просто войти и забрать пацана. Без разговоров, – подал голос лысый.
– Я так и знал, что ты примерно это и подумаешь, – сказал Берт. – И еще я решил, что это будет не лучшая мысль.
– Говорят, когда-то ты был очень крут, – снова вставил лысый. – Но теперь ты работаешь киномехаником.
– Обо мне всякое болтают, – отозвался Берт. – Попытаешься забрать мальчишку, тоже будешь потом говорить. Если сможешь.
– Ладно, – сказал отец. – Пусть остается. Ненадолго. Но потом он вернется домой.
– Тебе по ночам одиноко? – спросил Берт.
– Ты следи за своим языком! – разъярился отец. – И вообще поберегись.
– Если не будешь рвать сетку на двери, то до свидания, – сказал Берт.
– Ты нарываешься, приятель, – бросил отец. – До добра это не доведет.
– Да ну? – Берт пожал плечами.
– Когда у человека есть дом, милая женушка, работа в теплом местечке… Жалко все это терять.
Берт мгновенно насторожился.
– Я никому не советую мне угрожать, – сказал он.
– Мы зачем пришли? – спросил лысый. – Мы пришли все решить по понятиям, чтобы облегчить тебе жизнь, иначе эта угроза, как ты ее называешь, станет фактом.
– Так чего ждать? – сказал Берт и передвинул руку так, чтобы они увидели пистолет. – Заходите. – Он отпер дверь, сдвинув щеколду стволом пистолета. – Заходите, гости дорогие.
