завершение. Но у него есть свои принципы. До полудня – ни капли. А потом он возьмет такси и поедет к себе на работу, в офис на Чемберс-стрит.
Его отговорка – запись к зубному. Отказаться никак нельзя!
Разумеется, пять часов вечера – вполне допустимое время для выпивки. Стаканчик в пять вечера можно считать «первым за день», поскольку после обеда прошло много времени.
Выпивка в пять вечера – это «выпивка перед ужином». Ужин в восемь, если не позже.
Он размышляет, не сделать ли небольшой крюк, прежде чем пойти к ней. Винный магазинчик. Бутылка шотландского виски. В той бутылке, которую он принес ей на прошлой неделе, наверное, уже почти ничего не осталось.
(Конечно, женщина втихаря выпивает. Сидит у окна с бокалом в руке. Не хочет, чтобы он знал. Как он может не знать? Лживая сучка.)
На Девятой есть одно место. Отель «Трилистник». Можно зайти туда.
Он рассчитывает на то, что они выпьют вместе. Чем хороша эта полька – она отменный собутыльник, а когда пьешь, вовсе не обязательно поддерживать разговор.
Главное, чтобы она не пила слишком много. Меньше всего ему хочется выслушивать ее жалобы и обвинения.
Меньше всего ему хочется наблюдать, как она хмурится и надувает губы. Она некрасивая, когда хмурится. Резкие морщины на лбу – как предсказание, какой она станет лет через десять, если не раньше.
Он столько раз слышал эти слова, что они уже начинают его утомлять.
Он столько раз делал вид, что внимательно слушает, хотя уже не всегда сознает, кто из них осыпает его упреками – его женщина у окна или его жена.
Он научился говорить женщине у окна:
Он научился говорить жене:
У него сложная жизнь. Это чистая правда. Он не обманывает женщину. Не обманывает жену.
(Хотя… Может быть, он обманывает жену.)
(Может быть, он обманывает женщину у окна.)
(Но женщины всегда знают, что их обманут, не так ли? Обман – одно из условий контракта на секс.)
На самом деле он честно сказал этой сладенькой секретарше-польке (предупредил ее) в начале, почти два года назад (Господи! Уже так долго! Неудивительно, что он задыхается и чувствует себя пойманным в капкан):
(Дело в том, что она ему попросту надоела. Наскучила. Она слишком много болтает и даже когда молчит, он слышит, как она
(Она, наверное, станет сопротивляться? Она вовсе не миниатюрная женщина, но
(Та француженка, с которой они «повздорили», – он предпочитает именно это слово, – отбивалась, как бешеная лисица, или хорек, или ласка, но это было во время войны, в Париже, люди дошли до предела, даже совсем молоденькая девчонка, исхудавшая, точно голодный крысенок.
(Трудно воспринимать их всерьез, когда они что-то болтают на своем чертовом языке, похожем то ли на крик попугая, то ли на лай гиены. Еще хуже, когда они начинают кричать.)
Сегодня он вышел из дома поздно. Жена и так что-то подозревает, черт бы ее подрал.
Вчера он провел вечер дома, как примерный муж. Не пошел к своей девочке. Та, конечно, расстроилась. И все из-за жены.
Душной, холодной, как рыба, жены. Господи, как же она ему надоела!
Ему наскучила ее подозрительность. Наскучили ее обиды. Ее унылый, подавленный гнев. Но больше всего на него нагоняет тоску ее вечная скука.
Он, конечно, не раз представлял жену мертвой. Сколько они женаты? Двадцать лет? Двадцать три года? Он-то думал, ему повезло: женился на дочке состоятельного биржевого маклера. Но потом оказалось, что маклер был не таким уж и состоятельным, а через пару лет и вовсе стал банкротом. Даже просил денег взаймы у
Жена, надо признать, совсем подурнела. От былой красоты не осталось и следа. Увядшая женщина в возрасте. Лицо и тело оплыли, без слез не взглянешь. Он не раз представлял, как жена умирает (несчастный случай – он здесь ни при чем), и ему выплачивают страховку: сорок тысяч долларов, не облагаемых налогом. И он свободен и волен жениться на ком-то другом.
Вот только хочет ли он жениться на