– Здесь мы! – капитан, вжимая голову в плечи, выскочил из-за дерева.
Следом, придерживая рукой голубой берет, бежал Переверзев.
– Наши все целы! – проорал старший сержант, голосом одолевая рев огня и треск деревьев.
– Не все! Лида убита.
– Что-о?!
– То самое… Собирай ребят!
Георгий нырнул в палатку, стараясь ни о чем не думать. Но как? Лида лежала на постели как живая, прекрасная и естественная в своей наготе. Кузьмичев медленно склонился над умершей и поцеловал ее в лоб. Потом завернул в простынь и взял на руки.
Ах, какая это страшная тяжесть – мертвая женщина…
Выйдя наружу, Георгий скомандовал:
– Собирайте обломки, запалим костер! Не закапывать же ее…
Десантники и ополченцы живо натаскали груду горючего материала, и Кузьмичев бережно уложил тело Лиды.
– Поджигай.
Переверзев сапогом подкатил к погребальному костру моток луба, горевшего без дыма, и обломки, сочившиеся жиром, приняли огонь. Пламя загудело, облизывая простыню, и за дрожью раскаленного воздуха женщина будто улыбнулась. Нахмурилась. Дернула щекой. Нет, это иллюзия…
– Уходим, – повторил Кузьмичев.
Рота маршем перешла две гряды, заросшие поличинаром, и остановилась на берегу узкой протоки – по ней шла вода, отцеженная в близком болоте.
Аркадий, чьи кудри сильно пострадали, доложил командованию:
– Себумы целились не в нас, а в источники энергии – моторные реакторы танков, аккумуляторы краулеров и киберов, оружейные батареи. Все это уничтожено. От песчаных танков остались одни кузова, лучевики наполовину расплавились, киберов разорвало на части…
Кузьмичев угрюмо покивал.
– Хочу дополнить, – взял слово Переверзев. – Наши «калашниковы» не тронуты, и парочка гранатометов тоже. Так, Жека?
Сегаль с готовностью откликнулся:
– Ага! И ящик гранат имеется.
– Патронов тоже пока хватает, – продолжил старший сержант. – Алла их наформатировала еще в цитадели. Плохо то, что автомат у нас – один на двоих.
– Да и толку с тех автоматов, – проворчал Виштальский. – Истребитель пуля не берет!
Георгий покивал и спросил:
– Товарищи потомки, выкладывайте, что у вас еще имеется убойного? На станциях, в городе?
Нормалы стали переглядываться и морщить лбы.
– Да ничего у нас нет, – пробурчал дед Ларион, – все выгребли, что имело двойное назначение…
– На планетологической станции, мне рассказывали, – сказал Гоцман, – имелись два геологических лазера…
– Почему имелись? – вступил загорелый парень с выцветшими волосами цвета соломы. – Они и сейчас есть – два ультрафиолетовых агрегата, каждый мощностью в сорок пять мегаватт. Отстой и ломье. Привести их в норму несложно, а запитать как? Ни одного же энергосборника не осталось!
– А энергостанцию можно перезапустить? – поинтересовался Кузьмичев.
– Можно-то можно, – прокряхтел план-энергетик Космограда, – но себумы мигом накроют станцию. Дать энергию не в круговую, а «лепестком»? Еще хуже – они не только реакторы грохнут, но и до нас доберутся…
– Ладно, – устало проговорил полковник. – Отдыхайте. И думайте, как нам крейсер грохнуть. Свободны… А тебя, Паша, я попрошу остаться.
Все разошлись, с любопытством поглядывая на стремительно красневшего подрывника.
– Ты так выразительно пялился, – усмехнулся Кузьмичев, – что я решил, будто тебе есть что сказать. Выкладывай.
– Я… это… – начал Павел, вдохнул воздуху побольше и выпалил: – Я знаю, как нам грохнуть крейсер!
– Ну?
– Корабль стоит на своде главного зала базы квазимодов. Так?
– Вроде того.
– Ну вот. Свод поддерживают четыре пилона. Если их подорвать, пилоны рухнут, а следом провалится и свод! Крейсер стоит не по середине полости, а чуток смещен к югу. Поэтому, как только образуется провал, как бы искусственная кальдера, звездолет свалится в нее боком, станет на ребро. И все! Он не взорвется, но только каждое десятое его орудие сможет стрелять, да и то лишь вверх, а палубная авиация не покинет ангары, кроме машин одного-двух секторов. Вот!
