– Туда и прямо. Только не свалитесь.
И он вернулся к товарищам, раз уж мы не представляли ни угрозы, ни выгоды. Нам повезло, что Кусака вызвался нашим провожатым, ведь на подземных улицах его явно знали и любили.
Мальчик потянул меня за рукав.
– Он говорит про главный сток, миссис Элизабет. Нам придется в него войти.
Эразмус начал было возражать, но я отмахнулась.
– Насколько там глубоко, Кусака?
Голос мальчика дрогнул.
– Глубже, чем я.
Я быстро приподняла свои возмутительно тяжелые юбки и кое-как заткнула их за пояс.
– Эразмус, возьмите Кусаку на плечи. Нельзя, чтобы его рука попала в… грязь. Если кишащие в ней бактерии попадут в рану, то все, это конец. Пойдемте. Быстрее!
И я сошла с кирпичной дорожки в зловонный поток, стараясь не думать о том, что же я творю, а сосредоточиться на реке. И на Теган.
За мной уверенными шагами следовал Эразмус с Кусакой на плечах. Мы старались двигаться как можно осторожнее, однако нечистоты шли волнами и, отталкиваясь от стен, вновь возвращались к нам. Потолок здесь был выше, однако поток, сквозь который мы пробирались, пугал своей глубиной. Я подняла руки, чтобы не потерять равновесие. Меня слишком пугала мысль, что я могу упасть.
– Хоть бы не встретить Старого Хряка, – нервно пискнул Кусака.
– А это что такое? – спросил Эразмус.
– Огромный свин, который тут живет. Его все называют Старым Хряком. Говорят, огромный как бык, со здоровенными желтыми клыками. А ест он все, что сюда стекает.
– Легенда, миф, не более, – заверил мальчика Эразмус.
– А для съеденного помоечника он был самым настоящим. В прошлом году было дело, нашли только ремень и ботинки.
Мальчик продолжил рассказывать о пропавших домашних животных, помоечниках, рабочих и прочих явлениях страшного чудовища. Эразмус временами вставлял охи и ахи, позволяя мальчику болтать, ведь это явно помогало ему не бояться.
Я вдруг ощутила течение – оно потянуло меня за ноги, заставляя шагать шире.
– Осторожнее! – крикнула я через плечо. – Поток стал быстрее.
– Должно быть, скоро он перейдет в реку, – заметил Эразмус.
Кусака вскрикнул, когда он на мгновение запнулся. Я наконец различила арку прохода, где стоки извергали свое содержимое в воды Темзы. Снаружи было почти темно – и зрелище повергло меня в панику. Затмение шло полным ходом, а как бы мы ни спешили, время все продолжало ускользать.
Город погрузился в жутковатые сумерки. На воде было много судов – барж, паромов, продолжающих ежедневную работу, и лодочек, на которых люди выбрались посмотреть на затмение. Я все искала Теган.
– Где ты? – шептала я. – Теган, где ты?
И затем я увидела ее – яркую лодку с растяжками и арками из цветов. Да уж, более неподходящее место для Гидеона – и его злых помыслов – и не представить. Я сощурилась. Гребцы, музыканты, близняшки… да! Теган!
– Она там! Ох, Эразмус! Она там, и Гидеон рядом!
Как только свет стал иссякать, меня провели на борт. Первым делом я заметила, что стихло пение птиц. Потом резко упала температура воздуха. Еще было не совсем темно, ведь затмение пока не стало полным. Больше похоже на сумерки или же на странное стальное небо и серые тучи в преддверии грозы.
Мы прошли мимо полудюжины гребцов. Маски и плащи придавали им весьма зловещий вид. Гребцы не проронили ни слова – ни нам, ни между собой. В центре лодки я увидела небольшую платформу, покрытую вышитыми ковриками и бархатными подушками. И везде были цветы, словно мы собирались отметить веселый и счастливый день.
Но веселье и счастье не для Гидеона.
Я сидела между близняшками, Гидеон стоял рядом. На другом конце лодки бодро заиграли музыканты, и мы наконец отчалили. Двигались мы против течения, однако гребцы набрали немалую скорость. По реке плыли десятки судов – и рабочих, и тех, где люди тоже собрались посмотреть на затмение.
Теперь мне стало ясно, чего добивался Гидеон. Все дни в подземелье он ждал этого мига. Что бы Гидеон ни планировал, ему требовалось провернуть это на поверхности, и он знал, что во время затмения моя магия будет бессильна.
– Ты сегодня весьма прелестна, Теган, – произнес Гидеон.
– Думаешь? Бледновата… ведь столько просидела в плену в подземелье, – как можно громче проговорила я, однако ни гребцы, ни музыканты меня не услышали. Или же просто не отреагировали.
