– Я не могу этого объяснить. Если попробую, ты подумаешь, что я сошла с ума.
– А тебе не все равно, что я подумаю?
Она улыбается.
– В таком маленьком месте, как это, слухи распространяются быстро. Мне совсем не хочется, чтобы меня называли сумасшедшим гончаром с горы.
– А-а.
– Слушай, я не научный работник. Я не изучала этого края годами, как ты, я ничего о нем не знаю. Дело в том, что… в общем, в этой могиле заключено зло. Настоящее зло.
– И я выпускаю его на волю?
– Ты в этом не виноват.
– Но ты сказала именно это, когда мы поднимали камень. Если мне не изменяет память, это были твои точные слова.
Лукас сжимает кружку с кофе и вдыхает поднимающийся над ней ароматный пар.
Она мнется, потом спрашивает:
– А ты… ничего не заметил? Ничего не почувствовал, когда работал на раскопе? Ничего… странного?
– Легко испугаться, когда речь идет о раскопках могилы. Никто из археологов не относится к этому небрежно. Мы стараемся к любым останкам относиться с уважением. Ведь раньше это был живой человек, а мы собираемся потревожить место его упокоения.
– Только эта женщина похоронена не так, чтобы обрести покой, верно?
– Да, все выглядит так, словно ее конец был крайне неприятен.
– Это еще мягко говоря. Ты же считаешь, что ее похоронили живьем. И что камень удерживал ее на месте, пока ее засыпали землей. Это очень жестоко, что бы она ни совершила.
– Это ошибка – рассматривать прошлое с точки зрения понятий двадцать первого века.
Тильда пожимает плечами.
– Других понятий я не знаю.
– Мы получили результаты изучения тех образцов, которые Молли отправила в лабораторию. Мы можем датировать эту могилу с точностью чуть ли не до года.
– Я знаю, тебе не терпится сообщить эту информацию мне.
– Мы считаем, что могилу выкопали где-то между 910 и 920 годами нашей эры. А останки точно принадлежат женщине, которой было от тридцати до сорока лет. При жизни она была здорова. Как мы уже определили, она умерла не своей смертью. В ее рацион входила озерная рыба, зерновые культуры, а также мясо. Женщина была отнюдь не какой-нибудь скромной крестьянкой. Должно быть, она занимала важное положение на острове. Пока не…
– Что же она сделала? Что такого она могла совершить, чтобы заслужить подобную кару?
– Мы получим больше информации, когда доберемся до гроба, который находится под ней. Когда выясним, кем был похороненный в нем человек, в убийстве которого она, видимо, была обвинена, мы больше узнаем и о ней.
– Думаешь, жертва занимала при жизни высокое положение?
– Скорее всего.
Тильда делает несколько глотков горячего кофе и вздыхает, не зная, как рассказать Лукасу больше. Не представляя, сколько безумия он сможет проглотить. Может быть, сказать о браслете? У Лукаса могут быть какие-то идеи насчет его происхождения, и он наверняка будет археологу очень интересен. Возможно, он даже сочтет браслет чем-то важным для раскопок.
Пока Тильда и Лукас молчат в нерешительности, до них доносится нарастающий звук мотора. Тильде он хорошо знаком.
– Это Дилан, – говорит она, вставая из-за стола и снова надевая пальто.
Древний «Лендровер» в два счета справляется с засыпанной снегом дорогой и въезжает на холм. Дилан вылезает, как всегда, энергичный и бодрый, но, даже стоя в саду, Тильда видит, как он напрягается и мрачнеет при виде гостя. Ей становится не по себе от того, что он застает ее вместе с Лукасом. Стыдиться ей нечего. И у Дилана нет причин ревновать. К тому же их отношения еще не устоялись и продолжаются слишком недолго, чтобы кто-либо из них устанавливал правила или предъявлял права собственности.
– Ты приехал рано. – И в ее голосе невольно звучит раздражение.
– Я хотел приехать и помочь, – немного обиженно отвечает Дилан. – Извини.
– Нет, это ты меня извини. – Чувствуя себя виноватой, Тильда торопится сообщить новость: – Лукас пришел, чтобы сказать о возобновлении работ. Раскопки продолжат через четыре дня после Рождества.
